Папа почти все время был в разъездах. Он любил останавливаться в мотелях, знакомиться с женщинами в барах. А когда появлялся дома, они с мамой жутко ссорились. Тогда ей и всем, кто оказывался дома, приходилось выслушивать, как он сравнивает ее с другими женщинами, с которыми имел дело. Иногда дело доходило до рукопашной. Когда это случалось, брат старался разнять родителей. Несколько раз мне приходилось звонить в полицию. Это было ужасно.
Когда отец снова уезжал, мама подолгу разговаривала со мной и с братом – спрашивала, не уйти ли нам от отца. Мы оба терпеть не могли родительские ссоры и все же не хотели брать ответственность за это решение на себя, а потому уходили от ответа. Но мама так никогда и не ушла, потому что слишком боялась расстаться с тем материальным положением, которое обеспечивал отец. Чтобы справиться с ситуацией, она зачастила к врачу и стала принимать уйму всяких лекарств. Постепенно она перестала обращать внимание на то, что вытворял отец: уйдет к себе, примет лишнюю таблетку или две и сидит в комнате. Когда дверь за мамой закрывалась, мне приходилось брать на себя многие ее обязанности, но я не особенно возражала. Все лучше, чем видеть, как родители скандалят. Ко времени знакомства со своим будущим мужем я вполне освоила науку отдуваться за других.
Когда мы с Робби познакомились (это было в девятом классе), он уже начал выпивать. Его даже прозвали Бурги, потому что он особенно налегал на пиво «Бургермейстер». Но меня это не насторожило. Я была уверена, что сумею справиться с любыми дурными привычкам своего друга. Мне все говорили, что я очень взрослая для своего возраста, вот я и поверила.
В Робби было что-то до того подкупающее, что меня сразу к нему потянуло. Он напоминал мне коккер-спаниеля – такой же милый и трогательный, с большими карими глазами. Я намекнула его лучшему другу, что Робби мне нравится, и мы стали встречаться. Я сама все устроила, своими руками. Мне казалось, что я должна это сделать, потому что он слишком робкий. С тех пор мы были неразлучны. Иногда он не являлся на свидание, а на следующий день ужасно сожалел и рассыпался в извинениях: мол, увлекся выпивкой и забыл. Я бранила его, читала нотации и в конце концов прощала. Казалось, Робби почти благодарен мне за то, что я держу его в ежовых рукавицах. Я всегда была для него не только подружкой, но и матерью: чинила ему брюки, напоминала о днях рождения его близких, давала советы по поводу учебы и дальнейшей жизни. Родители у Робби были очень милые, но в семье было шестеро детей, да еще с ними жил дедушка, который постоянно болел. Все были слишком заняты многочисленными домашними делами, и мне ужасно хотелось возместить то внимание, которое Робби недополучал дома.
Года через два после окончания школы ему пришла повестка. Война во Вьетнаме была в самом разгаре, но если парень женат, его освобождали от службы. Я не могла допустить даже мысли о том, что может случиться с Робби во Вьетнаме. Я могла бы сказать: «Мне было страшно, что его убьют или он останется калекой», но, если честно, еще больше я боялась, что в армии он повзрослеет и, когда вернется, больше не будет во мне нуждаться.
Я очень ясно дала ему понять, что готова выйти за него замуж, чтобы спасти от армии. Так мы и сделали: поженились, когда нам обоим было по двадцать. Помню, на свадьбе он так набрался, что мне пришлось сесть за руль, – так начался наш медовый месяц. Это стало шуткой сезона.
После того как родились наши сыновья, Робби стал пить еще больше. Он твердил, что ему нужно снять стресс и что он слишком рано женился. Часто он уезжал на рыбалку или ночевал у приятелей. Я никогда особенно не сердилась, потому что жалела его. Каждый раз, когда он напивался, я находила оправдание и еще больше старалась, чтобы дома все было хорошо.
Наверное, так могло бы продолжаться бесконечно, только с каждым годом все хуже и хуже, но, в конце концов, его пьянство заметили на работе. Сотрудники и шеф приперли его к стенке и велели выбирать: бросить пить или потерять работу. Он предпочел бросить пить.
Тогда-то и начались наши беды. Все годы, пока Робби пил и куролесил, я была уверена в двух вещах: во-первых, я ему нужна, а во-вторых – кроме меня с ним никто не уживется. Только это позволяло мне чувствовать себя в безопасности. Да, мне приходилось многое терпеть, но это было в порядке вещей. Ведь я выросла в семье, где отец лупил мать и развлекался с женщинами, которых цеплял в барах. Так что иметь мужа, который слишком много пьет, – это еще цветочки. К тому же дома я была сама себе хозяйка, а если он начинал шуметь, бранила его и плакала, и тогда он приходил в себя на неделю-другую. Ни о чем лучшем я не мечтала.