Женщины могут все

— Сейчас. — Пилар думала, что ее пальцы будут дрожать, но этого не случилось. Тяжесть в груди исчезла, сменившись небывалой легкостью. — Красивое. — Она пересчитала камни и поняла их смысл. — Само совершенство.

Дэвид вынул кольцо из коробочки и надел его на палец Пилар.

— Мне тоже так показалось.

Когда Пилар вошла в дом, Эли стоял на кухне и кипятил чайник.

— Как себя чувствует Дэвид?

— Похоже, неплохо. Во всяком случае, лучше, чем я ожидала. — Пилар потрогала новое кольцо, по праву украшавшее ее палец. — Просто ему нужно отдохнуть.

— Как и нам всем. — Эли вздохнул. — Твоя мать у себя в кабинете. Я волнуюсь за нее, Пилар. Сегодня она едва притронулась к еде.

— Я поднимусь и отнесу ей чаю. — Пилар погладила его по спине. — Эли, мы справимся.

— Знаю. Верю. Но какой ценой? Она гордая женщина. А сейчас ее гордость страдает.

Тревога Эли передалась Пилар. Она подумала, что второй раз за вечер несет чай человеку, который, может быть, вовсе не хочет его пить.

Но она была обязана это сделать.

Дверь кабинета была открыта. Тереза сидела за письменным столом, на котором лежал раскрытый полевой журнал.

— Мама… — Пилар осторожно вошла в комнату. — Может быть, не нужно так много работать? Ты вгоняешь в краску всех остальных. Мы чувствуем себя бездельниками.

— Пилар, мне не нужен ни чай, ни собеседник.

— А мне нужно и то и другое. — Она поставила поднос на стол и начала разливать чай. — Дэвид прекрасно выглядит. Завтра сама увидишь.

— Позор, что член моей семьи оказался способным на такое.

— И, конечно, ты считаешь, что отвечаешь за это. Как всегда.

— А кто же еще?

— Человек, который стрелял в него. Я привыкла думать… привыкла позволять

себе думать, что отвечаю за бесчестные поступки Тони.

— Ты не была его кровной родственницей.

— Нет. Я сама выбрала его, а это еще хуже. Но я не отвечала за то, что он сделал. Он сам ответил. Если я виновата, то только в том, что позволяла ему быть нечестным со мной и с Софией. — Она поставила чашку перед Терезой. — Джамбелли — нечто большее, чем вино.

— Ха-ха. Думаешь, мне нужно это говорить?

— Я думаю, что тебе нужно это услышать. Думаю, что тебе нужно напомнить о том, что сделано. Обо всем хорошем. О миллионах долларов, которые наша семья истратила на благотворительные цели. О множестве семей, которые благодаря компании зарабатывают себе на жизнь. О виноградарях, виноделах, разливщиках, распространителях, фабричных рабочих, клерках. Мама, каждый из них зависит от нас и от того, что мы делаем.

Пилар села на край стола и испытала удовлетворение, увидев, что мать не сводит с нее глаз.

— Мы работаем, тревожимся и каждый сезон играем в кости с погодой. Делаем все, что в наших силах, и сохраняем веру. Это не меняется. И не изменится никогда.

— Пилар, может быть, я была несправедлива к Донато?

— И ты еще спрашиваешь? Теперь я понимаю тревогу Эли. Ты поверишь мне, если я скажу правду?

Тереза устало поднялась и подошла к окну. Виноградники тонули в темноте. Но она видела их внутренним взором.

— Ты не лжешь. Почему я не должна тебе верить?

— Ты можешь быть жесткой. Иногда это пугает. Когда я была маленькой, то смотрела, как ты идешь между рядами лоз, словно генерал из учебника по истории. Прямая и суровая. А потом ты останавливалась, проверяла лозы и говорила с одним из рабочих. Ты всегда помнила их имена.

— Хороший генерал знает своих солдат.

— Нет, мама, большинство не знает. Солдаты для них — безликая и безымянная масса. Как икра. Именно это позволяет генералам беспощадно бросать их в битву. А ты всегда знала их имена, потому что тебе было важно, какие они. София тоже знает их. Твой дар передался ей.

— О господи, никак ты утешаешь меня?

— Надеюсь, что утешаю. Ты никогда не была несправедливой. Ни к Донато. Ни к кому-нибудь другому. И поэтому не отвечаешь за жадность, жестокость и эгоизм тех, кто видит в других только безликую икру.

— Пилар… — Тереза прижалась лбом к оконному стеклу. Этот жест крайнего утомления заставил Пилар встать и подойти к матери. — Signore Баптиста… Он пугает меня.

— Мама, он никогда не осуждал тебя. Никогда не осуждал La Signora. Думаю, он был бы разочарован, если бы узнал, что ты осуждаешь себя.

— Надеюсь, что ты права. Может быть, я выпью чаю. — Она повернулась и прикоснулась к щеке Пилар. — Я всегда знала, что у тебя доброе сердце. Но глаз у тебя зорче, чем мне казалось.

— Просто кругозор шире. Мне понадобилось много времени, чтобы набраться смелости и сбросить шоры. И это изменило мою жизнь.

— К лучшему. Я подумаю над твоими словами.

Она хотела сесть и тут заметила камни, сверкнувшие на пальце Пилар. Рука Терезы оказалась быстрой, как молния.

— Ну-ка, что это?

— Кольцо.

— Вижу, — саркастически бросила Тереза. — Но это не то кольцо, которое ты купила взамен старого.

— Нет, я его не покупала. И это не замена… Твой чай остывает.

— Когда ты ездила за Дэвидом в аэропорт, его еще не было.

— Зрение тебя не подводит. Даже тогда, когда у тебя плохое настроение. Все верно. Я хотела сначала поговорить с Софией, но… Мама, Дэвид сделал мне предложение, и я согласилась.

— Понятно.