Все здесь маленькое и невзрачное – люди, домишки, животные. В окнах висит рваное, старенькое белье. Из щелей каменных лестниц и террас пробиваются к палящему солнцу травинки. Повсюду в стенах странные выбоины, разбитые лестницы, которые никуда не ведут, развалившиеся ворота и поросшие мхом ямы. А если на центральной площади каким-то чудом оказывается автомобиль, то непременно без капота. В небольших каменных нишах в стенах часто можно видеть выгоревшие изображения мадонны. На маленькой площади лишь один продуктовый магазин и овощная лавка Витторио, торгующая местным урожаем. (Подозреваю, что собственником является французский актер Жан Рено, который в промежутках между съемками приторговывает здесь под псевдонимом «Витторио».) А еще здесь есть маленькая капелла, где мужчины проводят вечера в тишине со священником под средневековой фреской, и, конечно, бар Caffe del Falco, где за обшарпанными грязными пластиковыми столами сидят одноглазые владельцы таких же одноглазых котов, среди которых – темнокожий растрепанный мужичок с бегающим взглядом, до боли напоминающий Кита Ричардса.
В один из таких «жутких» баров я попала на следующий вечер после прибытия. За мной зашел живущий в Маццано 84-летний финн по имени Кай: «Есть ли тут финские писатели?» – крикнул он мне в домофон, в то время как я готовила минестроне из купленных у Витторио продуктов. Оказывается, у Кая такая традиция – предлагать приехавшим в резиденцию
Через несколько дней пишу:
«Сначала ты думаешь: какое богом забытое место с разбитыми домами, покосившимися церквями и развалюхами на четырех колесах! Даже римский таксист не находит места назначения по навигатору. А потом, через день или два, перекусив, выспавшись, напившись японского чаю и прочитавши книгу на освещенной ярким солнцем террасе под шум реки, – тогда только начинаешь разглядывать ласточек, мечущихся вечерами в развалинах, тогда уходит паника, и ты чувствуешь себя как дома. Начинаешь приглядываться к обветшалым воротам, к лестницам, неожиданно упирающимся в стены… И вот ты уже фотографируешь сорняки на стенах (которые за сотни лет столько раз штукатурили, что поверхность представляет собой комковатое разноцветие), кривые линии теней и арки узких улочек, цветные пятна развешанного белья. И вскоре уже не можешь без летающих в вечерних отблесках ласточек, без свежести восходящего солнца, без дурманящего утреннего воздух и – ах, эти галки! На третий день начинаешь считать дни до отъезда – их уже двадцать четыре. И думаешь, что уже даже и не хочется ни махнуть в Рим на денек на единственном утреннем автобусе, ни смотаться в новую деревню в шести минутах езды вверх по склону. Хочется просто сидеть внутри этих серых камней, в уголках этого крохотного домишки и ходить тремя возможными направлениями. Хочется слышать только тихий гул стены – возможно, это отражение шума бегущей внизу реки. Хочется просто зарыться в эти камни и погрузиться в их космос».
Далее выписываю себе инструкции на следующие двадцать четыре дня.
Жаркий день. На градуснике +27. Пора взяться за работу, но хочется просто выйти на крышу и посидеть там на террасе. Отправляюсь в верхнюю деревню купить свежих омаров, на обратном пути выпиваю в баре стаканчик грейпфрутового сока. А когда иду по тенистому переулку домой, вдруг наталкиваюсь на других обитателей арт-резиденции. «Ой, а я же знаю тебя», – говорит один из жильцов. Оказывается, это Маркус, друг детства моего брата, с ним его жена-художница Аура и трое мальчиков. Все очень приятные. Аура говорит, чтобы я как-нибудь заглядывала к ним на ужин, а еще можно вместе сходить в лес на прогулку. Они приехали сюда на машине из Финляндии и собираются провести целых два месяца. Начинаю завидовать…