Женский день

Аля подошла к окну, раздвинула тяжелые шторы и, не поворачиваясь, сказала:

– А у меня… совсем нету сил. И желания, кстати, тоже.

* * *

– Куда? – повторил водитель, с удивлением глядя на странную пассажирку на заднем сиденье.

Вероника вздрогнула и пришла в себя.

– Я… даже не знаю. Простите. Может быть, прямо? – залепетала она.

– В смысле? – жестко уточнил он. – Прямо в каком это смысле?

Странная пассажирка вдруг расплакалась, словно школьница перед классной доской.

– Я… Мне все равно, куда ехать. Вы… понимаете?

– Лично я – нет! – отрезал водитель. – Ну, если прямо, так прямо. Мне все равно.

Насчет денег он не волновался – дамочка не бедная, это видно. Странная – да, но не из бедных. Сумочка такая… Неслабая. Пальтишко оттуда же. Из бутика – как сейчас говорят. Очки, кстати. Вот очки точно потянут на пару штук баксов. Откуда он знает? Да из жизни. Из жизни богатеньких, вот откуда! Возил одного хрена, было дело. Так вот баба его, хрена этого, тоже слепошарая оказалась. Заказывала окуляры – а потом хвасталась. Дура. Почему дура? Да потому что так и ушла от сожителя в очочках и сумочке. А в сумочке – хрен с маслом.

Хозяин тогда его вызвал и приказал – отвези эту! По месту прописки. Вышла бедная. С одной сумочкой и с разбитым сердцем. Отвез он ее, горемыку, в Братеево. К маме. В панельку. После коттеджа в Ватутинках. Рыдала, сморкалась, жаловалась. Не женился, сволочь! А так надеялась! И после рая такого – снова выселки и крики по ночам под окном. Райончик, надо сказать, мать его за ногу!

Ничего, не помрет. Сколько их, наивных! Надеются, что приедет их принц на белом «мерине». А на всех принцев не хватит. И «меринов», кстати, тоже.

А эта – он бросил взгляд в зеркало заднего вида – тоже оттуда? Наверное. Послал, поди, муженек – нашел помоложе. Да и ладно. Главное – чтоб без истерик. Ну, покатаемся, а что дальше? А дальше привезу ее к дому и попрощаемся. Позвонит обидчик по сотовому, куда денется. Или сама наберет. Когда кататься устанет.

Он крякнул с досады, резко крутанул руль и покатил по дороге. Где наша не пропадала!

* * *

Женя отвернулась к стене и уставилась на обойный рисунок. Ничего внятного и определенного – на сером фоне размытые, бледно-розовые пионы. То, что пионы, поймешь не сразу – только когда приглядишься. Сейчас это модно – ничего определенного, только намек. А там додумывай сам. Что тебе видится и что тебе хочется. Умно. Очередная шарада. Вся жизнь – шарада. Главное – решить, как тебе хочется. Уговори себя, что ты счастлива, – вот, пожалуйста! А разве нет? Ты замужем, муж не пьет, не гуляет. У тебя две дочери – не наркоманки и не проститутки. Прекрасная квартира в хорошем районе. Приличная машина, старая дачка с верандой. Ты здорова. Мир посмотрела. Карьеру сделала – в твои-то годы! Сделала легко, непринужденно. Жил не рвала, подножки никому не ставила. С совестью в сговор не вступала. Удача? Конечно. И что получается? Да то, что ты счастлива. Вот так получается! И это тогда, когда рядом болеют, и болеют смертельно. Теряют детей и близких. Когда на склоне лет уходят и предают мужчины, сталкивая тебя в тухлую канаву – чтоб не мешалась. Когда взрываются бомбы – совсем близко, там, куда ты ездила в детстве к родне, чтобы от пуза поесть абрикосов. Ну, как, успокоилась? То-то! А все твои «беды»… Не беды, а так, неприятности. Ну, может быть, очень большие. Но – всего лишь неприятности, точно.

Вот и прикинь, что к чему, и сопли утри. Предательство? Да брось ты! Предать могут близкие. А все остальные… Забудь. И забудется. Переживут. Кстати, все. Телезрители – сегодня же. Точно. Своих забот полон рот. Поохают, покряхтят у телика, и все в трубу, как и не было. Муж? Так у тебя давно нету мужа. Есть сосед, старый приятель. Отец твоих дочек. Почти отец. Вернее, не совсем отец и не совсем обеих. Но это частности. Дочки? Ну, порыдают – особенно Дашка. Маруська? Простит. А кстати, за что? За ложь? Да о чем ты? Ложь во спасение – это не ложь. Маруська девочка не слишком сентиментальная. И ломоть, похоже, отрезанный. К диалогу, кстати, способный. Простит. У нее уже своя жизнь. И не нужно видеть друг друга все время. Постоянно. Постоянно смотреть друг другу в глаза и помнить о том, что ты – приемная дочь. Прорвемся и с этим. Не привыкать. Так что же такого смертельного у тебя, матушка? Что уж такого невыносимого?

А все. Вся жизнь коту под хвост, вот что. И ничего у тебя, если разобраться, милая, нет. Ни мужа, ни семьи. И работа твоя… Тоже блеф. Потому что ты пишешь о том, чего нет. Или так: ты – писатель-фантаст, матушка. Представитель жанра, который тебе незнаком и совсем не близок. И будешь еще говорить, что ты состоялась и занимаешься любимым делом? Снова блеф. Вся жизнь твоя – блеф. Утрись и смирись. Так живут многие, не ты одна. Утешение? Да, наверное.

И все-таки… почему же так плохо? Невыносимо просто… Пройдет. Пройдет? Пройдет. Не сомневайся. Все ведь проходит.

А если Маруська что-нибудь натворит? С собой что-нибудь сделает?

* * *

– Я… пойду? – тихо спросила Наталья. – Клиентка… ждет, – смущенно добавила она, посмотрев на часы.