Женский хор

— Ничто. Поскольку у меня тоже есть… характер, я тоже не уверен, что смогу с вами ужиться. Но я прагматик, а вы — блестящий интерн. На этой службе у меня было множество замечательных интернов, но ни у одного из них не было вашего… — он склонил голову набок, подыскивая нужное слово, — вашей родословной. Чаще всего мои интерны были похожи на меня, каким я был лет тридцать назад. Они не были ни хорошими учениками, ни чистыми продуктами институтского образования, как вы. Но здесь они многому научились. Те, кто сюда приходит, многому учатся, а также многому учат нас.

В его голосе не было ни иронии, ни вызова. Только странное сочетание усталости и грусти. Как будто он был спокоен и готов к тому, что я отклоню его предложение. Во мне резко вспыхнула ярость, мне захотелось укрыться от его глаз. Я скрестила руки и ноги и перевела взгляд на окно, затянутое прозрачной пленкой:

— Кто сказал, что вы меня не обманываете? Что говорите все это не для того, чтобы просто оставить меня здесь, чтобы я вкалывала за вас? Кто сказал, что в конце вы не откажетесь засвидетельствовать мой семестр? Кто сказал, что я могу вам доверять?

Я думала, что он потеряет терпение, вознесет руки к небу, обратится к своим богам, твердо поставит меня на место и обругает, но он разнял руки, положил ладони на бедра и устало покачал головой:

— Вы правы. Я не могу вам дать никакой гарантии. — Он поднялся и засунул руки в карманы халата. — Я попрошу Коллино найти вам назначение в другое место.

Он повернулся ко мне спиной и направился к двери. Я вскочила:

— Почему вы это делаете?

Уже положив ладонь на ручку двери, он удивленно обернулся:

— Что именно?

— Почему не пытаетесь…

Я поколебалась, ведь точно не знала, что хочу сказать. Он завершил фразу вместо меня:

— Сделать так, чтобы последнее слово осталось за мной? Убедить вас, угрожать, обругать вас?

— Да.

Он вздохнул:

— Мне очень жаль, я слишком устал, чтобы вам это объяснять.

Тогда терпение потеряла я:

— Но я хочу понять!

Он широко улыбнулся, как кот в «Алисе в Стране чудес». И эта улыбка оказалась заразительной. Я с трудом сдерживала себя, чтобы не улыбнуться, и поняла, что он это заметил.

— Все зависит только от вас.

У меня на мгновение пропал дар речи, а потом я сказала:

— Неделя?

— Неделя. Вы будете делать все, что я скажу. В обмен на это…

— Я могу озвучивать любую критику, которая у меня появится?

— Любую.

— И потом, если я не захочу здесь оставаться, я обрету свободу?

Он помолчал долю секунду и сказал:

— Что бы ни случилось, вы получите свободу.

Я покачала головой. Мне говорили, что он всегда держит слово.

— Хорошо. Что вы хотите, чтобы я делала?

Он указал на тетрадь в линейку, которую я положила на стол:

— Продолжайте писать свое сочинение.

И он вышел, чтобы позвать следующую пациентку.

Время чаепития

Врачи, которые хотят власти, делают все, чтобы ее добиться.

Те, кто хочет лечить, делают все, чтобы от нее удалиться.

Весь день до вечера я усердно записывала все подряд. У меня всегда была исключительная память, но столько всего нужно было запомнить, а я практически разучилась писать (вот что происходит, когда только и делаешь что стучишь по клавиатуре) и боялась упустить важные вещи. Я хотела показать ему, что все вижу, что у меня тысяча замечаний касательно его поведения, которое я всегда считала сомнительным… Ну, по крайней мере, довольно часто.

Последняя утренняя пациентка вышла из кабинета в половине второго дня. Консультации должны были возобновиться через час. Карма предложил мне пойти с ним пообедать в интернат, но я отказалась. Он не стал настаивать, и я осталась в кабинете, чтобы записать все, что увидела и услышала, но прежде всего чтобы снабдить все это своими комментариями.

Когда я снова услышала его голос (он обращался к Алине), было уже без четверти три, а я все писала. Он зашел посмотреть, что я делаю. Я остановилась и сказала, что готова. Я не хотела, чтобы он подумал, что я не справляюсь.

Каждый раз, когда он выходил за новой пациенткой, я стояла у входа в кабинет и улыбалась. Он представлял меня женщине и спрашивал у нее, разрешает ли она мне присутствовать на консультации, добавляя, что я буду делать записи, но что ее частной жизни ничто не угрожает. И что, само собой, она может в любой момент попросить меня выйти.

Но ни одна из женщин этого не сделала.