Известие о том, что Бат-Шева ходит в микву, облетело наши края. Всем было что сказать по этому поводу. Как необычно, как удивительно, что она хочет ходить в микву, даже если ей и не нужно. Бекки Фельдман интересовалась: может ли Бесси Киммель запретить ей? Арлина Зальцман полагала, что правильнее делать вид, будто мы ничего не знаем: если на это не обращать внимания, может, само как-то рассосется. И, конечно же, мы все поражались, как может ее настолько не заботить, что подумают люди, – что все это неприлично и даже таит намек на распутство.
Прослышав про Бат-Шеву и микву, Наоми Айзенберг вознамерилась сама во всем разобраться. Она жила в паре кварталов от Бат-Шевы, на улице, где, кроме них, других ортодоксальных семей не было. Может быть, именно поэтому, предположила Наоми, она не пересекалась с Бат-Шевой – в отличие от всех остальных, с кем это происходило на редкость регулярно. От постоянных упоминаний о встречах с Бат-Шевой она почувствовала себя за бортом общественной жизни и решила сама нанести визит.
– Хотела взглянуть, как вы тут, – сказала Наоми Бат-Шеве. – Знаю, что непросто переезжать туда, где все друг друга знают, и подумала, может, вы не прочь как-нибудь съесть йогурт.
Кафе с йогуртами прямо за углом поначалу было некошерным. Мы проезжали мимо и посматривали украдкой, мечтая о том, чтобы можно было туда наведаться. Тяжело держать кошерное заведение в такой маленькой общине, как наша. Каждые пару лет единственный на всю округу ресторан закрывался, через несколько месяцев на его месте появлялся новый с очередным хозяином, наивно преисполненным оптимизма, что именно у него-то все и получится. Сейчас ресторан звался «Шик перекус». Без официантов и меню. Но они и не были нужны: мы сами все знали наизусть. Жареная курица, кейл, драники и салат с салями – самое близкое к некошерной южной кухне, что мы могли себе позволить. И хоть это и вкусно, все же временами нам приедались однообразные стряпня и декор, и мы мечтали о поездке в Нью-Йорк, или Чикаго, или Лос-Анджелес: уж там в соблюдении кошера идти на жертвы не приходилось, столько там было всяких ресторанов – китайских, мексиканских, французских, даже кошерные суши имелись.
Чуть больше года назад раввин объявил, что у него важная новость, и мы навострили уши: он покидает синагогу? В школе случился скандал? Кто-то из учителей уволен? Но вместо этого раввин сообщил, что договорился с кафе, и теперь все их замороженные йогурты будут кошерные. Какая же это была прекрасная новость! Наконец-то появилось еще одно место, где можно поесть. Первые недели мы только и питались, что замороженными йогуртами. Оказавшись поблизости, непременно туда заскакивали, радуясь возможности быть как все.
Наоми предложила оставить Аялу со своими детьми, но, подъехав к дому Бат-Шевы, увидела ее одну: оказалось, Аяла приглашена к миссис Леви печь абрикосовый ругелах.
– Аяле нравится Мемфис, – призналась Бат-Шева. – Она чувствует себя здесь как дома.
Наоми улыбнулась, вспомнив, что и она когда-то чувствовала себя так же. В детстве она всегда ощущала себя в полной безопасности, частью большой-пребольшой семьи. И хотя теперь ее нередко переполняло беспокойство, все же было замечательно расти именно в такой обстановке.
Они сели за столик в углу. Ей о стольком хотелось расспросить Бат-Шеву! Про всех остальных здесь она знала все от и до.
– Почему вы уехали из Нью-Йорка? – начала Наоми. – Не бойтесь, мне вы можете рассказать, что произошло. Я знаю, каково это. Порой все начинает разваливаться, и самое правильное – начать все сначала.
– Нет, у меня было иначе, – ответила Бат-Шева в легком смущении. – Я хотела уехать из Нью-Йорка. Мне там было очень одиноко. Перед переездом в Мемфис мне приснился сон, будто я стою перед картой Штатов и, закрыв глаза, тыкаю в нее пальцем, куда попадет. И раз за разом выпадал Мемфис.
– И вы просто взяли и уехали?
– От решения до отъезда прошло две недели. Когда по-настоящему чего-то хочешь, все вокруг начинает складываться. Я узнала, что сдается дом, сложила вещи, загрузила в машину, и всё. Когда мы приехали, место показалось идеальным. Точно таким, как я представляла.
– И сейчас тоже?
– Нет, не совсем. Поначалу я так радовалась сплоченной общине, что не обращала внимания на все остальное. Хотела только, чтобы меня приняли. Я и сейчас хочу, но уже поняла, что это займет немало времени.
– После Нью-Йорка это серьезная перемена.
– В Нью-Йорке проще заниматься тем, что тебе интересно, – это во многих отношениях очень хорошо, но в чем-то и плохо. Я никогда не ощущала себя частью общины, а быть религиозным без поддержки людей вокруг очень непросто.