Женский взгляд на кремлевскую жизнь

Борис Николаевич остался один. Я не имею в виду семью, семья останется с Ельциным при любых обстоятельствах. Кроме того, для людей его типа, его профессии семья никогда не была главным. Может быть, именно теперь он только и обратил внимание на своих домочадцев по-настоящему.

Ельцин абсолютно одинок. Новые люди, пришедшие в Кремль на волне обновления властных структур, не принесли Ельцину ни практической пользы, ни душевного отдохновения.

Одиночество Президента, помноженное на бесконечные разговоры о его самочувствии, на отрицательную ауру, окутавшую его рабочее место и жилище — действительно страшная штука. Когда тебя все время критикуют, недолюбливают, ты волей-неволей начинаешь болеть, и не только душой. Пожалуй, сегодня, под завершение своей политической карьеры — это главное, что влияет на моральный настрой Президента.

Глава 4.2

Александр Коржаков как человек, друг и депутат

Мне всегда было интересно наблюдать за Александром Васильевичем. Для меня он долгое время был человеком-тайной за семью кремлевскими печатями, окутанный легендами и небылицами, которые и сочинялись-то, наверное, не иначе, как в самом Кремле. Я постоянно слышала от самых разных людей, что Коржаков — это и есть Ельцин, это и есть Кремль во всем своем величии, во всей своей силе и могуществе. Отчасти, наверное, это так и было. Но главное, что делал Коржаков для Ельцина, ради Ельцина — он просеивал людей, стремящихся по тем или иным причинам заслужить расположение президента, как сквозь сито.

У него был наметанный глаз старого КГБэшника, и ничто фальшивое не проскакивало мимо его проницательного взгляда.

Можно, конечно, задать вполне резонный вопрос — а что он, собственно говоря, такое, этот Коржаков, и отчего ему было позволено одних допускать к Ельцину, а других отфутболивать за кремлевские ворота или еще дальше? Все это мог ему разрешить только один человек — Борис Ельцин. Именно он взял его когда-то на работу, допустил сначала в свои дела, а потом в семью и в сердце…

Познакомились мы с Александром Васильевичем при весьма смешных обстоятельствах, в Екатеринбурге в феврале 1996 года (это была первая предвыборная поездка Бориса Ельцина). Я все время бегала с фотоаппаратом, пытаясь заснять его рядом с президентом, и мне никак не удавалось это сделать. Коржаков демонстративно отворачивался, а ребята из Службы безопасности оттесняли меня в положенное для прессы место.

Наконец, ЭТО случилось. Когда на центральной площади города президент выходил из машины, я ринулась через высокие сугробы навстречу своему репортерскому счастью и немедленно рухнула в один из них лицом и, соответственно, объективом, вниз. Поднявшись, я столкнулась с Коржаковым, который смотрел на меня как на какое-нибудь пугало, но снисходительно. Я пробормотала что-то вроде: “А вот, нельзя ли снимочек для “Независимой газеты”…, и не получив ответа, щелкнула кнопкой своей “мыльницы”, которой сделаны большинство снимков, в том числе и помещенных в этой книге.

Фотография получилась мутной (кстати говоря, единственная из сотен снимков, сделанных мной на протяжении почти 6 месяцев), но зато Коржаков на нем был какой-то свойский — простое драповое пальто, пушистая шапка и мохеровый шарф. Я была счастлива.

С тех пор я была одержима идеей поговорить с ним, взять у него интервью, просто постоять рядом, разумеется, из журналистского любопытства. Во-первых, мне во что бы то ни стало хотелось и самой убедиться в том, что я знала о Коржакове понаслышке, во-вторых, мне необходимо было выяснить, почему же “Независимая газета” в такой опале у шефа СБП, в-третьих, я терпеть не могу составлять о человеке мнение “из третьих рук” и предпочитаю личное общение любым даже самым правдоподобным рекомендациям.

Потом один замечательный человек из СБП, курирующий прессу, сказал мне, что Александр Васильевич очень не любит навязчивых: “Не волнуйся, он все видит и все замечает. Если надо, сам подойдет”. Но Коржаков так ко мне и не подошел, и тем более не дал мне интервью только из-за того, что я работала в “Независимой газете”, что, по его мнению, было чем-то неприличным. Все это было для меня очень странно, потому что о президенте я никогда не писала гадости (для Коржакова это был важный аргумент), кроме того, хорошо знала, что как бы к газете не относились, она всегда прочитывалась в Кремле от корки и до корки.