Жены и дочери

- Вот правильно, дорогая леди Харриет! Вы не представляете, какое удовольствие для меня принимать вас у моего собственного камелька, в моем скромном доме.

- Скромном!? Право, Клэр, это несколько глупо, прошу прощения. Я не назову эту милую небольшую гостиную тем "скромным домом". Здесь полно удобств и милых вещичек, как в любой комнате подобного размера.

- Ах! Какой маленькой она, должно быть, кажется вам! Даже мне поначалу приходилось привыкать к ней.

- Что ж, возможно ваша школьная комната была больше, но я помню, какой пустой она была, всего лишь несколько столов, скамеек и циновок. Ох, в самом деле, Клэр, я вполне согласна с мамой, которая все время говорит, что вы поступили на пользу себе и мистеру Гибсону тоже! Какой любезный, хорошо образованный мужчина!

- Да, верно, — ответила его жена медленно, словно ей не хотелось немедленно отказываться от своей роли жертвы обстоятельств. — Он очень любезный, очень, только мы так мало его видим, и конечно, он приходит домой уставший и голодный, и не расположен говорить со своей семьей, а склонен пойти спать.

- Полно, полно! — сказала леди Харриет, — теперь моя очередь. Мы послушали жалобы жены доктора, теперь послушайте стенания дочери пэра. Наш дом настолько переполнен гостями, что буквально сегодня я пришла к вам, чтобы побыть в одиночестве.

- Одиночестве?! — воскликнула миссис Гибсон. — Вы бы предпочли остаться наедине? — немного обиженно.

- Нет, дорогая глупышка; мое одиночество требует слушателя, которому я могу сказать: "Как приятно одиночество!" Но я устала отвечать за развлечение гостей. Папа настолько великодушен, он приглашает приехать и навестить нас каждого друга, которого встретит. Мама серьезно больна, но она не поступится своей репутацией ради хорошего здоровья, всегда считая нездоровье недостатком самоконтроля. Поэтому она устает, ей докучает толпа людей, все из которых ходят, разинув рты, ожидая каких-нибудь развлечений, совсем как выводок оперившихся птенцов в гнезде. Поэтому мне приходится быть птицей-родителем и совать маленькие кусочки в их желтые кожистые клювики, а потом убеждаться, что они проглотили их прежде, чем я смогла придумать, где найти следующие. Ох, это "занимательно" в самом широком, самом буквальном и самом ужасном смысле слова. Поэтому мне пришлось этим утром несколько раз солгать и уехать сюда за покоем и утешением!

Леди Харриет откинулась на спинку стула и зевнула, миссис Гибсон взяла руку ее светлости с мягким сочувствием и прошептала: — Бедная леди Харриет! — а затем нежно замурлыкала.

Помолчав, леди Харриет вскочила и сказала: — Я обычно воспринимала вас как свою судью в правилах нравственности, когда была маленькой девочкой. Скажите мне, вы считаете, что лгать это плохо?

- О, моя дорогая! Как вы можете задавать такие вопросы? Конечно, это очень плохо… очень безнравственно, я бы сказала. Но я уверена, что вы шутили, когда сказали, что солгали.

- Ничуть не шутила. Я так щедро и разнообразно лгала, говорила то, что всем бы хотелось услышать. Я сказала, что "вынуждена поехать в Холлингфорд по делам", а правда в том, что не было никаких обязательств, только невыносимое желание освободиться от гостей на пару часов, и единственно приехать сюда: зевать, жаловаться и расслабиться на досуге. Я действительно думаю, что рассказала историю, как выражаются дети, не к месту.

- Но моя дорогая леди Харриет! — сказала миссис Гибсон, немного озадаченная точным значением слов, что трепетали у нее на языке, — Я уверена, произнося эти слова, вы именно это и подразумевали.

- Нет, — вставила леди Харриет.

- И кроме того, если вы имели ввиду что-то другое, то в этом виноваты те утомительные люди, которые втянули вас в такое затруднительное положение… да, это их вина, не ваша… и потом вам известны традиции общества… какие это помехи!

Леди Харриет помолчала минуту или две, затем спросила: — Признайтесь мне, Клэр, вы ведь иногда говорите неправду?

- Леди Харриет! Я думала, что вы знаете меня лучше. Но я знаю, дорогая, вы не это имели ввиду.

- Нет, это. Во всяком случае, вы, должно быть, говорите невинную ложь. Как вы себя чувствуете после этого?

- Я была бы несчастна, если бы солгала. Я бы умерла от самобичевания. Утверждение "Правда, абсолютная правда и ничего, кроме правды" всегда казалось мне таким замечательным. Но в моем характере столько непреклонного, а в кругу нашей жизни столь мало искушений. Если мы скромные, мы к тому же просты и освобождены от этикета.

- Тогда вы всерьез меня осуждаете? Если бы кто-то другой меня осудил, я бы не была так расстроена из-за того, что сказала этим утром.

- Я никогда не винила вас, даже в глубине сердца, дорогая леди Харриет! Винить вас! Это было бы нахальством с моей стороны.

- Думаю, я возьму себе духовника! И это будете не вы, Клэр, потому что вы всегда были слишком снисходительны ко мне.

Помолчав, она добавила: — Вы не угостите меня ланчем, Клэр? Я не намерена возвращаться домой до трех часов. До сего часа я буду занята своими "делами", как должным образом проинформированы все в Тауэрсе.