Жены и дочери

- Ну же, Гибсон, не уходите и не обижайтесь. Я рад, что мальчики ходят в приятный дом, и я благодарен вам и миссис Гибсон за то, что сделали его приятным. Только избегайте любви. Она не принесет пользы. Это все. Я не верю, что Осборн когда-нибудь заработает фартинг, чтобы содержать жену, пока я жив, и если мне было бы суждено умереть завтра, она бы принесла немного денег, чтобы вычистить поместье. И если я говорю, как мне не следовало делать прежде… немного резко… так вот, это потому, что меня беспокоит множество забот, о которых никто не знает.

- Я не собираюсь обижаться, — сказал мистер Гибсон, — но давайте лучше поймем друг друга. Если вы не хотите, чтобы ваши сыновья так часто приходили в мой дом, скажите это им сами. Мне нравятся юноши, и я рад повидаться с ними. Но если они приходят, вы должны принять последствия, какими бы они ни были, и не винить ни меня, ни их за то, что может случиться из-за частого общения двух молодых людей и двух юных девушек. И более того, хотя, как я сказал, я не вижу ничего, что пугает вас в данный момент, и пообещал рассказать вам о первых симптомах, которые замечу, и все же дальше этого я не пойду. Если в будущем возникнет привязанность, я не стану вмешиваться.

- Я бы не столь возражал, если бы Роджер влюбился в вашу Молли. Он может постоять за себя, и она необычная, прелестная девушка. Моя бедная жена так любила ее, — ответил сквайр. — Я думаю об Осборне и поместье!

- Хорошо, тогда скажите ему не приходить к нам. Мне будет жаль, но вы будете спокойны.

- Я подумаю об этом. Но им трудно управлять. Я всегда выхожу из себя, прежде чем смогу высказать ему свое мнение.

Мистер Гибсон выходил из комнаты, но при этих словах повернулся и накрыл ладонью руку сквайра.

- Примите мой совет, сквайр. Как я сказал, еще не сделано никакого вреда, насколько я знаю. Предупреждение лучше лечения. Поговорите, но поговорите мягко с Осборном и сделайте это сразу. Я пойму, если он не покажется в моем доме несколько месяцев. Если вы мягко поговорите с ним, он примет совет от друга. Если он заверит вас, что опасности нет, конечно, он будет приходить как обычно, когда захочет.

Было замечательно дать сквайру этот добрый совет; но так как Осборн уже вступил в брак, против которого так возражал его отец, то совет не возымел того действия, на которое так надеялся мистер Гибсон. Сквайр начал разговор с необычным самообладанием, но он стал раздражаться, когда Осборн отверг право отца вмешиваться в любой брак, который он мог бы задумать. Отверг его с определенной степенью упрямства и усталости, что привело сквайра в ярость. И хотя, поразмыслив, он вспомнил, что теперь у него есть обещание и клятвенное слово сына не думать ни о Синтии, ни о Молли, как о будущей жене, все же отец и сын прошли через одну из тех ссор, которые отдаляют людей на всю жизнь. Они высказали друг другу горькие истины, и если бы братская привязанность между Осборном и Роджером не была такой искренней, они могли бы отвернуться друг от друга вследствие чрезмерного и необдуманного сравнения сквайром их характеров и поступков. Но так как Роджер в отрочестве, пренебрегая своей собственной явной неуклюжестью и медлительностью, любил Осборна слишком сильно, чтобы ревновать к похвалам и обожанию, которые получал старший сын, прекрасный, замечательный юноша, то теперь Осборн изо всех сил боролся против любого чувства зависти и ревности. Но его попытки были осознанными, а Роджера — простым следствием чувства, и, в конце концов, бедный Осборн стал угрюмым и подавленным телом и душой. Но оба, и отец, и сын, скрывали свои чувства в присутствии Роджера. Когда он приехал домой перед отплытием, деятельный и счастливый, сквайр заразился его энергией, а Осборн взбодрился и был весел.

Времени было в обрез. Роджер направлялся в жаркий климат и должен был воспользоваться всеми возможными преимуществами зимних месяцев. Сначала он собирался поехать в Париж, чтобы переговорить там с некоторыми учеными. Кое-что из его снаряжения, инструментов и т. д. следовало за ним в Гавр, в этом порту он садился на корабль, закончив дела в Париже. Сквайр изучил все его приготовления и планы, и даже пытался в послеобеденных разговорах вникнуть в вопросы, касающиеся исследований, которые собирался сделать его сын. Но пребывание Роджера дома не могло продлиться больше двух дней.