Жены и дочери

В итоге жених и невеста достигли некоторого взаимопонимания, но, к глубокому разочарованию миссис Киркпатрик, мистер Гибсон поддержал леди Камнор относительно обязательств перед ученицами и их родителями. Несмотря на то что с каждым днем все больше страдал от бытовых неурядиц, он все же был слишком благороден, чтобы пытаться убедить миссис Киркпатрик оставить школу хотя бы на неделю раньше того срока, который считал допустимым. Доктор даже не представлял, насколько легко было бы ее убедить; применив чудеса хитрости, ей не без труда удалось подвести жениха к мысли о Михайлове дне.

— Не могу выразить, Лили, какое счастье и облегчение испытаю, когда вы наконец станете моей женой, хозяйкой дома и защитницей бедной маленькой Молли, но никогда не посмею нарушить ваши прежние обязательства. Это было бы неправильно.

— Спасибо, любовь моя! Как вы добры! Большинство мужчин подумали бы исключительно о собственных желаниях и интересах! Уверена, что родители моих дорогих учениц придут от вас в восторг и удивятся столь глубокому проникновению в их интересы.

— В таком случае ничего им не говорите. Ненавижу, когда мной восхищаются. Почему бы просто не заявить, что желаете продолжать работу до тех пор, пока они не подыщут другую школу?

— Потому что не желаю, — честно ответила миссис Киркпатрик. — Больше всего на свете я мечтаю сделать вас счастливым, превратить дом в уютное, спокойное гнездышко и обласкать милую Молли, заменив ей мать. Не хочу приписывать себе добродетель, которой не обладаю. Будь моя воля, сказала бы: «Люди добрые, найдите своим дочерям другую школу к Михайлову дню, так как после него у меня появятся иные заботы». Страшно даже подумать, как в более позднее время вы будете возвращаться в темноте, промокнув под дождем, домой, где никто о вас не позаботится. Ах, если бы я могла принимать решения, то посоветовала бы родителям забрать своих чад у той, чье сердце уже далеко. Раньше Михайлова дня согласиться на свадьбу не могу: это было бы несправедливо и нехорошо, — да и уверена, что вы не станете меня принуждать, поскольку слишком добры для этого.

— Что же, если считаете Михайлов день подходящим, так тому и быть. А что говорит леди Камнор?

— О, я сказала ей, что, возможно, вы не захотите ждать из-за Молли. До чего же хочется побыстрее познакомиться с девочкой поближе!

— Да, вы правы. Бедное дитя! Кажется, новость изрядно ее напугала.

— Синтия тоже наверняка примет известие близко к сердцу, — вздохнула миссис Киркпатрик, желая продемонстрировать, что ее дочь ничуть не отстала в чувствительности и преданности от падчерицы.

— Пусть обязательно приедет на свадьбу! — заявил доктор по простоте душевной. — Они с Молли непременно поладят.

Миссис Киркпатрик решила не возражать, пока не придумает уважительную причину для отсутствия Синтии на свадьбе, поэтому сейчас лишь улыбнулась и нежно пожала руку, которую держала в своих ладонях.

Трудно сказать, которая из двух особ больше желала скорейшего окончания дня совместного пребывания в Тауэрс-парке: миссис Киркпатрик или Молли. Миссис Киркпатрик недолюбливала девочек как класс, ибо все тяготы ее жизни так или иначе исходили от них. На должность гувернантки она поступила очень молодой, и на первом месте службы потерпела поражение в борьбе с ученицами. Элегантность внешности и манер, скорее поверхностный лоск, чем характер, знания и умения помогали Клэр получать лучшие места, где к ней относились очень благосклонно, и все же постоянно приходилось иметь дело с капризными, упрямыми, самоуверенными, придирчивыми, любопытными и чрезмерно наблюдательными девицами. Затем, перед рождением Синтии, она мечтала о сыне в надежде, что, если три-четыре родственника мужа внезапно умрут, мальчик станет баронетом. И вот пожалуйста! Родилась девочка! Однако, при всей абстрактной нелюбви к девочкам в целом как напасти всей жизни (школа для молодых леди в Эшкомбе ничуть не уменьшила неприязни), миссис Киркпатрик искренне намеревалась отнестись к будущей падчерице со всей возможной добротой, тем более что помнила ее сонным ребенком, в глазах которого читала восхищение собственной персоной. Предложение мистера Гибсона она приняла главным образом потому, что устала зарабатывать на жизнь, но он ей нравился. Можно даже предположить, что она полюбила жениха — в своей вялой манере, конечно, — и собиралась полюбить его дочь, хотя с сыном было бы куда проще.

Молли тоже по-своему готовилась к новым отношениям и по дороге в Тауэрс-парк мысленно повторяла: «Буду, как Элизабет, думать о других, а не о себе», — однако в желании, чтобы день закончился как можно скорее, не присутствовало ни капли эгоизма, а хотела она этого горячо. Миссис Хемли отправила подопечную в гости в экипаже, которому предстояло ее дождаться и вечером привезти обратно. Чтобы Молли произвела благоприятное впечатление, перед поездкой она решила дать ей совет:

— Только не надевайте шелковое платье, дорогая: белое муслиновое подходит вам больше.

— Не шелковое? Но оно же совсем новое! Я специально его заказала.

— И все же, думаю, муслиновое лучше.