Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023]

— Как же так могло быть? — выдохнула она наконец.

— Харриет думала о счастье отца больше, чем о своем, — ответил Роджер с суровой лаконичностью.

Молли была нужна именно такая поддержка. Она снова недолго поплакала.

— Если бы это было ради папиного счастья…

— Он, должно быть, верит в это. Что бы вы ни думали сами, дайте ему шанс. Не очень у него будет спокойно на душе, если вы будете мучиться и тосковать — вы, которая всегда так много значила для него, как вы говорите. А та дама… Если бы мачеха Харриет была эгоистичной женщиной, если бы неизменно добивалась, чтобы все и всегда исполняли только ее желания, — но нет, она не была такой: она заботилась о счастье Харриет так же, как Харриет заботилась о счастье своего отца. И будущая жена вашего отца тоже может оказаться такой женщиной, хотя такие люди редки.

— Не думаю, что она такая, — негромко сказала Молли, в памяти которой ожили подробности того далекого дня в Тауэрс.

Роджеру не хотелось слушать о том, что давало Молли основание для сомнений. Он чувствовал себя не вправе знать о семейной жизни мистера Гибсона — прошлой, настоящей и будущей — больше того, что было абсолютно необходимо, чтобы дать утешение и помощь плачущей девушке, с которой он столкнулся так неожиданно. К тому же ему хотелось вернуться домой и быть рядом с матерью во время завтрака. Однако он не мог бросить Молли одну.

— Надо уповать на лучшее в каждом человеке и не ожидать худшего. Это звучит как трюизм, но меня это не раз утешало, и когда-нибудь вы тоже найдете это полезным. Всегда надо стараться больше думать о других, чем о себе, и лучше заранее не думать о людях плохо. Мои проповеди не слишком длинны? Они не пробудили у вас аппетит? У меня определенно проповеди всегда вызывают голод.

Казалось, он ожидал (да так и было), что она встанет со скамьи и пойдет к дому вместе с ним. Но он еще и ясно дал ей понять, что не уйдет без нее. Она неуверенно поднялась, чувствуя, что у нее нет сил даже сказать, насколько лучше ей было бы еще посидеть здесь одной. Она была очень слаба и споткнулась о вылезший из земли корень, протянувшийся поперек тропы. Роджер, молчаливый, но внимательный, успел протянуть руку, удержав ее и не дав ей упасть. Когда опасность миновала, он продолжал держать ее за руку. Это маленькое происшествие заставило его почувствовать, как Молли юна и беззащитна, ощутить сострадание к безутешному горю, свидетелем которого он стал, ощутить желание ласково успокоить ее, прежде чем они расстанутся — прежде чем их совместная прогулка сольется с непритязательной общностью пребывания под одной крышей. Однако он не знал, что сказать.

— Вы, должно быть, считаете меня черствым, — вырвалось наконец у него, когда они подходили к окнам гостиной и двери в сад. — Я никогда не могу выразить то, что чувствую, — как-то получается, что я всякий раз впадаю в философствование, — но мне вас жаль. Да, мне жаль. Я не в состоянии вам помочь в том, что касается реальных фактов, — их я не могу изменить, но я могу сочувствовать вам так… но об этом незачем говорить, потому что это ничего не дает. Помните, как мне жаль вас! Я часто буду о вас думать, хотя, наверно, об этом опять же лучше не говорить.

— Я знаю, что вам жаль, — сказала она едва слышно, высвободила руку, убежала в дом и вверх по лестнице в уединение своей комнаты.

Он сразу отправился к матери, которая сидела перед нетронутым завтраком, раздосадованная таинственной непунктуальностью своей гостьи, насколько она вообще была способна на что-то досадовать. Она уже слышала, что приезжал мистер Гибсон и уехал, и не могла добиться, оставил ли он для нее какое-нибудь послание. Тревога о здоровье, которую некоторые люди считали ипохондрией, всегда заставляла ее с особым нетерпением жаждать мудрых советов из уст своего врача.

— Где ты был, Роджер? И где Молли, то есть мисс Гибсон? — Она всегда сохраняла барьер формального обращения между молодым человеком и молодой девушкой, оказавшимися в одно и то же время в одном и том же доме.

— Я ходил на болото. (Между прочим, я оставил сачок на террасе.) На обратном пути я увидел мисс Гибсон — она сидела на террасе и плакала так, точно у нее вот-вот сердце разорвется. Ее отец собирается снова жениться.

— Снова жениться! Да что ты говоришь!

— Да, собирается. Она очень огорчена, бедная девочка. Мама, ты бы послала кого-нибудь отнести ей бокал вина или чашку чая — что-нибудь подкрепляющее: она была чуть не в обмороке…

— Я сама схожу к ней. Бедняжка, — сказала миссис Хэмли, поднимаясь.

— Ни в коем случае, — возразил он, опуская ладонь на ее руку. — Мы и так заставили тебя слишком долго ждать, ты очень бледна. Хэммонд отнесет, — добавил он и позвонил.

Она снова опустилась на стул, все еще бесконечно изумленная:

— На ком он собирается жениться?

— Не знаю. Я не спрашивал, а сама она не сказала.

— Вы, мужчины, всегда так! Да ведь половина дела заключается в том, кто она такая — женщина, на которой он собирается жениться.

— Наверно, надо было спросить. Но я как-то теряюсь в таких случаях. Мне было очень жаль ее, и все же я не знал, что говорить.