Этьен взял свою порцию.
- Теперь я не удивляюсь, что ты толстеешь, тогда как мы все худеем. Знаешь, ведь это свинство - так наедаться!.. О других ты разве не думаешь?
- Вот еще! А почему другие так глупы?
- Да, ты, пожалуй, умно делаешь, что прячешься; если бы отец узнал, что ты занимаешься воровством, он бы тебе задал.
- А разве буржуи у нас не воруют? Ты сам сколько раз это говорил. Когда я стибрил хлеб у Мегра, я, конечно, взял только то, что он нам же должен.
Молодой человек замолчал: рот у него был набит, да он и не нашелся бы, что ответить. Он молча смотрел на этого выродка, большеротого, зеленоглазого и лопоухого. Смутное сознание и хитрость дикаря мало-помалу возвратили его в первобытное, звероподобное состояние. Шахта создала его; она же и доконала его, переломав ему ноги.
- Ну, а Лидия? - продолжал расспрашивать Этьен. - Ты ее тоже водишь иногда сюда?
Жанлен презрительно рассмеялся.
- Девчонку-то? Ну, нет!.. Женщины все выбалтывают.
И он продолжал смеяться, полный безмерного презрения к Лидии и Беберу. Ему никогда еще не приходилось видеть подобных олухов. При мысли о том, что они принимают все его вранье за чистую монету и отправляются домой с пустыми руками, тогда как он сидит себе в тепле и ест в свое удовольствие, - как, например, эту треску, - Жанлен помирал от смеха. В заключение он проговорил с важностью маленького философа:
- Одному быть лучше, - по крайней мере ни с кем спорить не приходится.
Этьен доел хлеб. Потом он выпил глоток можжевеловой водки. С минуту он раздумывал, спрашивая себя, как ему поступить: не будет ли лучшей отплатой за гостеприимство Жанлена, если он пригрозит мальчишке вывести его за ушко да на солнышко и запретит ему впредь воровать под страхом, что иначе он все расскажет отцу? Но пока Этьен рассматривал это убежище в самых недрах земли, ему пришла в голову мысль: не сослужит ли такая пещера службу ему или кому-нибудь из товарищей, если дела наверху пойдут плохо? Этьея взял с Жанлена слово, что он не будет больше оставаться здесь ночевать, как тот порою делал, когда ему было уж очень уютно валяться на сене. Забрав огарок свечи, он ушел один и предоставил мальчику спокойно заниматься своим хозяйством.
Тем временем, несмотря на страшный холод, Мукетта сидела на бревне и упорно ждала Этьена. Увидав его, она бросилась ему на шею; а когда он заявил о своем желании не встречаться больше с нею, девушка почувствовала словно удар ножом в сердце. Бог мой, да почему же? Разве она его недостаточно любит? Этьен сам начал бояться, что не устоит против искушения и зайдет к ней; поэтому он пошел с нею по направлению к шоссе и объяснил ей насколько можно мягче, что их связь повредит ему в глазах товарищей, мало того - она даже вредит делу политики. Мукетта удивилась: какое это может иметь отношение к политике? Потом ей пришло в голову, что Этьен просто стыдится близости с нею; это ее, впрочем, не оскорбляло, так как было в порядке вещей; и девушка предложила, чтобы Этьен как-нибудь дал ей при всех пощечину, - тогда станут думать, что между ними все кончено. Но они будут видеться хоть изредка, хоть ненадолго. Она страстно умоляла его, клялась, что никто не узнает: ведь она будет задерживать его на какие-нибудь пять минут, не больше. Этьен был очень тронут и все-таки не соглашался. Нельзя. Однако на прощание он все же хотел ее поцеловать. Шаг за шагом они дошли, обнявшись, до первых домов Монеу и остановились, ярко освещенные полной луной. Мимо них проходила какая-то женщина; вдруг она пошатнулась, словно споткнувшись о камень.
- Кто это? - тревожно спросил Этьен.
- Катрина, - ответила Мукетта. - Она возвращается из Жан-Барта.
Женщина уходила, опустив голову, с трудом передвигая ноги; весь ее облик выражал страшное изнеможение. Глядя ей вслед, молодой человек приходил в отчаяние от того, что она его видела; сердце его терзали угрызения совести, хотя он и не отдавал себе отчета, почему. Разве она не жила с другим? Разве она не причинила ему самому такую же боль - там, на дороге из Рекийяра, в тот вечер, когда она отдалась тому человеку? И, несмотря на все это, Этьен был огорчен, что отплатил ей тем же.
- Знаешь, что я тебе скажу? - сквозь слезы прошептала Мукетта, когда Катрина ушла. - Ты потому только не хочешь любить меня, что любишь другую.