— Тоже ничего утешительного, Георгий Константинович. Прибывшие с Дальнего Востока танковая и кавалерийская дивизии были брошены генералом Рокоссовским в контратаку без разведки местности и обороны противника. В результате чего большинство танков застряли в болоте и были расстреляны немецкой артиллерией. Из 198 танков в течение только вчерашнего дня потеряно 157. Кавдивизия шла в атаку в конном строю и почти вся полегла под огнем пулеметов и артиллерии. Командир танковой дивизии генерал Котляров застрелился. В оставленной записке всю вину за гибель дивизии он возложил на командование армией. Оборона армии прорвана…
— Рокоссовскому передать: Шестнадцатой армии отойти на следующий рубеж и закрепиться там, — тут же приказал Жуков. — К месту прорыва бросить танковую бригаду, резервную стрелковую дивизию и два полка противотанковой артиллерии. Поднять авиацию Московской зоны ПВО. Предупредить командующего армией, что если и дальше будет воевать так же бездарно, будет разжалован в рядовые. Что дальше?
Соколовский опустил папку с листами бумаги, произнес все тем же ровным голосом:
— Я хочу напомнить, Георгий Константинович, что резервная дивизия, которую ты имеешь в виду, есть дивизия народного ополчения. Она слабо вооружена и подготовлена.
— Ты можешь предложить что-то другое?
— Нет.
— Тогда о чем речь? Люди шли в ополчение, чтобы воевать. Если мы не заткнем эту брешь немедленно, немцы пойдут еще дальше. И это обойдется нам еще дороже. А пока ополченцы будут сдерживать противника, из Двадцатой и Пятой армий можно взять по два-три батальона и бросить им на помощь.
— Хорошо, я отдам соответствующие распоряжения.
— Что дальше?
— С южного участка сообщают: штаб Пятидесятой армии приказом командарма выводится из Тулы. Обком партии против вывода. Там считают, что Тулу удержать можно. Гудериан атакует Тулу малыми силами, основные силы движутся в сторону Рязани. Рабочее ополчение дерется прекрасно. Вместе с ними отдельные части войск, вышедших из окружения, а также части НКВД…
— Вывод штаба армии запретить! Командарма под трибунал! Тулу не сдавать! Перебросить к городу все части, какие окажутся поблизости. Выяснить, что мы там имеем. До батальона включительно. Но меня сейчас особенно интересует положение на правом фланге в направлении Клина. Немцы там что-то притихли — не к добру. Передать в Тридцатую армию: вести активную разведку, захватывать пленных. Чувствую я, что командование Третьей танковой группы выжидает, когда мы бросим все свои резервы в центр и на левый фланг, чтобы нанести нам удар всей своей мощью на правом.
Соколовский быстро записывал в блокнот отдаваемые Жуковым распоряжения. Затем, все тем же монотонным голосом:
— Немцы взяли Калугу…
— Просить Генштаб выделить из резерва одну армию, или, на худой конец, хотя бы стрелковый корпус для прикрытия разрыва между Сорок третьей и Сорок девятой армиями. Если нет в резерве, пусть перебросят с Юго-Западного фронта: там сейчас не так горячо. Подскажи Шапошникову — он должен понять.
— Поступило сообщение, что командир орудийного полка оставил полк и скрылся в неизвестном направлении, — продолжил Соколовский.
Жуков нахмурился, глянул на своего начштаба исподлобья: не дело командующего фронтом заниматься такими мелочами, но он сам начал именно с таких мелочей, наводя порядок в войсках, сначала на Ельнинском выступе, затем в Ленинграде, потому что беспорядок наблюдался на всех уровнях. И здесь, на Западном, тоже доходил до мелочей. Но теперь, когда войска фронта приняли более-менее устойчивое состояние, эту практику надо поломать. Помолчав, проскрипел недовольно:
— Точно ли, что оставил? Может, убит случайным снарядом? Валяется где-нибудь в овраге…
— Никак нет: бежал с позиций.
— Найти и расстрелять перед строем. А на будущее запомни: решать такие вопросы должны командующие армиями. Для этого у них есть прокуроры, следователи и целый штат… — хотел сказать: бездельников, но удержался, — …особистов. Вот пусть они и занимаются. Передай это дело прокурору фронта. И скажи ему, что я недоволен бездействием его подчиненных. Если не примет меры, меры приму я… по отношению к нему.
— В Москве введено осадное положение, — невозмутимо продолжил Соколовский.
— Давно пора…
— Постановление об этом будет вскоре получено в штабе фронта, — закончил свой доклад Соколовский и закрыл папку.
Избушка, в которой расположился командующий фронтом, стоит на отшибе. В полумраке наступающего вечера виднеются неподвижные фигуры бойцов охраны в широких плащ-накидках, замершие стволы зениток, легкие танки. Генерал Соколовский месит мокрый снег, спеша в штаб фронта, разместившийся в таких же избушках на опушке леса. С неба сыплет дождем и снегом, капает с маскировочных сетей. Соколовский думает, что вот он сейчас отдаст необходимые распоряжения, выпьет горячего чаю и ляжет спать: по крайней мере часа два в его распоряжении имеется, пока в оперативный и другие отделы штаба фронта стекается очередной поток информации.