Жернова истории 3

   - Вы занимаете непартийную точку зрения! - сорвался секретарь Башкирского обкома. - Это хвостизм! Я буду в ЦК ставить вопрос ребром!

   Вот так и поговорили... Думаете, он один был такой? Эх, если бы! На недавно прошедшей XVI партконференции таких запросов с мест тоже хватало, а предвиделось еще больше.

   Кроме того, достаточно широко распространилось стремление части руководителей предприятий, уловивших, как им представлялось, куда ветер дует, и стремящихся лучше выглядеть в глазах начальства, широковещательно выступать с разного рода повышенными обязательствами, иногда даже не заботясь о реальности их исполнения. Об этом сообщала нередко местная пресса, а мне несколько раз с беспокойством говорил о подобных случаях Лазарь Шацкин.

   - Откуда в наших директорах такой безудержный карьеризм? - негодовал он. - И добро бы они карьеру на реальных делах делали, но нет же! Нет! - взволнованно повторил Лазарь, заскочивший ко мне на работу из ЦКК. - Берут дутые обязательства, и хотят их выполнить путем самого беспардонного нажима на рабочих. Местные комитеты профсоюзов и наши временные контрольные комиссии на заводах пытаются одергивать таких горе-руководителей, а в ответ получают жуткую политическую демагогию. Их обвиняют в отсталости, топтании на месте, утрате перспектив социалистического строительства, в анархо-синдикализме и чёрт его знает в чем еще! - он нервно тряхнул своими пышными волосами. - Хуже всего то, что многие наши партийные комитеты и общественные организации поддаются нажиму, и позволяют использовать себя для пропаганды и проталкивания всякого рода нереальных, завышенных планов.

   Признаю - меня посетила некоторая растерянность. Как бороться с такими массовыми настроениями, я не знал. А ведь вся эта демагогия сопровождалась растущим давлением на специалистов и хозяйственников, которые не обнаруживали желания принять участие в авантюристической гонке. Впрочем, они тоже не молчали. Ко мне на прием в ВСНХ еще три с лишним месяца назад, вскоре после партконференции, пришёл Яков Ильич Весник, которого я знал еще как вице-президента Амторга в Нью-Йорке. Сейчас же он, закончив руководство работами по строительству нефтепровода в Баку, заскочил в Москву по пути к новому месту работу - строительству прокатных цехов Магнитогорского металлургического комбината. Мы с ним поговорили по душам, в результате чего удалось протолкнуть в ближайший номер "Большевика" его статью, где он резко выступил против бюрократического авантюризма, ставящего в нелепое положение хозяйственников и специалистов.

   "Сейчас же налицо именно безответственность командования; дискредитировать и снять с работы может с излишней легкостью и ВСНХ и РКИ и партия, профсоюз, местные организации, рабкор, сотоварищи, специалисты" - писал не без запальчивости Яков Ильич. - "Наконец, никто не мешает любому из указанных органов свалить свою вину на хозяйственников (в этом деле уже выработаны стандарты: например, когда план, проведенный вышестоящей организацией, на деле не оправдывается, то виноват всегда хозорган, хотя бы он в свое время возражал против плана)".

   Сильнее всего негодовал Весник по поводу стремления зажать рот тем, кто проявлял действительную, а не показную инициативу в деле развития и совершенствования производства: "Особенно вредным недостатком в хозяйственнике считается излишняя инициатива и активность; когда этакие качества проявлены, то срыв работы хозяйственника, безответственные нападки на него и его уход от дела обеспечены; ведь в этих случаях второпях иногда мозоль отдавишь одному из многих стоящих по дороге или вообще нарушишь тишину и порядок; а у нас ведь выработана уже ужасная терминология чиновничьей мертвечины, засасывающей всякое живое дело, это - трафареты: "не сработался", "бузит", "склочник".

   Эти с болью написанные строки, продиктованные тревогой за судьбу развертывающегося социалистического строительства, Яков Ильич завершал недвусмысленным предостережением: "Надо торопиться с исправлением вышеуказанной обстановки, ибо чиновничья приспособляемость и вырождение активности растут на глазах".

   Однако рубеж 1928 и 1929 года принес не только озабоченность и беспокойство. Обрадовала меня опубликованная в "Красной Звезде" речь наркомвоенмора Фрунзе на совещании политработников РККА и РККФ о советской военной доктрине Довольно значительную часть своей речи он посвятил критике, как он выразился, "облегченного подхода к классовой оценке военного противостояния СССР и империалистических держав". Он подчеркнул, что некоторые пропагандисты в армии опускаются до недопустимого упрощенчества, заявляя, что если империалисты развяжут войну против Советской Республики, рабочий класс в странах-агрессорах тут же поднимет восстание против своей буржуазии.