Жернова истории 4 (СИ)

Не лишаясь места в ВСНХ, я в то же время был оформлен на работу в Народный комиссариат иностранных дел. А вскоре все ответственные работники, делегируемые в Женеву, были собраны на совещании у Литвинова. НКИД в это время располагался буквально через дорогу от места работы моей жены (и моей второй работы) – на углу Кузнецкого моста и Большой Лубянки, в большом доходном доме, построенном в годы Первой русской революции по заказу Российского общества страхования от огня. Перед зданием, в открытом дворике дома, стоит бронзовый памятник убитому в Швейцарии Вацлаву Вацлавовичу Воровскому, до сих обращающий на себя внимание своей необычной позой.

На совещании Литвинов был строг и сосредоточен.

– Еще раз напоминаю вам, что, в отличие от обычной процедуры, СССР не подавал прошения о приеме в Лигу Наций, а получил приглашение принять участие в ее работе. Исходя из этого, должна быть соответствующим образом выстроена и протокольная часть – наша делегация не должна выглядеть смиренными просителями, которых допускают к заседаниям, а продемонстрировать, что мы занимаем свое место по полному праву. Понятно, что империалистические государства, задающие тон в Лиге, постараются умалить тот факт, что они вынуждены пригласить к себе СССР в качестве великой державы, и попытаются поставить нас в рамки обычных протокольных процедур.

– Но мы же не можем пойти на открытое нарушение принятого дипломатического протокола… – протянул неуверенный голос из-за моей спины.

– Что для нас важнее – святость дипломатического протокола или авторитет Советского Союза? – Максим Максимович свозь стекла очков устремил тяжелый взгляд на возражавшего. – А чтобы избежать мелочных распрей в процессе подготовки нашего участия в работе Лиги Наций, наша делегация появится в Женеве только в самый последний момент. 30 или 31 октября ожидается официальная телеграмма правительств государств – членов Лиги Наций о нашем приглашении. ЦИК СССР немедленно ответит согласием, думаю, не позднее понедельника, 3 ноября. Поэтому, чтобы успеть на заседание Ассамблеи, мы выезжаем в Женеву через Париж в субботу, 1 ноября, и остановимся во французском городке Эвиан, в десяти минутах езды от Женевы. Дальнейшие инструкции получите на месте.

– Как мы можем выехать, – твердым, громким голосом произнес сидящий недалеко от меня военный с двумя ромбами в петлицах, – если штат аппарата военного советника до сих пор не утвержден?

– Вот и решайте этот вопрос, пока у вас еще есть время до 30 октября! – резко парировал Литвинов.

Меня интересовала аналогичная проблема, но поднимать её во время совещания? Ясно же, что не здесь она будет решаться.

С мест посыпались вопросы касательно организации поездки, но Максим Максимович, переадресовал всех к начальникам соответствующих отделов НКИД, и поспешил закрыть совещание, попросив остаться лишь членов официальной делегации – двух полномочных представителей при наркоме иностранных дел.

Как и советовал Литвинов, я отправляюсь решать вопрос о штате экономического советника постпредства СССР в Лиге Наций к замначальника отдела кадров НКИД. Тот без обиняков ставит меня перед фактом:

– В вашем аппарате предусмотрена одна штатная единица: секретарь-переводчик.

– А вы представляете себе объем работы на моем участке? – внутри начинаю закипать, однако стараюсь не подать вида, пока держусь спокойно, говорю не с раздражением, а с некоторой иронией.

– Вы можете опираться в своей работе на технический аппарат постпредства в целом, – отбивает мое возражение чиновник. – Перепечатка документов, шифрованная связь с Москвой, подборка иностранной прессы, – все это вам обеспечат. Мы не можем раздувать штаты до бесконечности.

– Допустим, – с неудовольствием ворчу я. – Кому следует представить кандидатуру на должность моего секретаря?

– Никому, – пожимает плечами кадровик. – Состав аппарата уже утвержден самим Литвиновым.

Вот это засада! Придется пробиваться на самый верх, чтобы реализовать свое желание взять с собой в Женеву Лиду, и детей, конечно же. Мотаясь по начальственным кабинетам (прорваться к самому Максиму Максимовичу пока не удавалось), я быстро выясняю две вещи. Первая – мой авторитет в стенах НКИД ничего не значит, тем более, что членство в ЦК у меня теперь какое-то сомнительное. Вторая – с кадрами вовсе еще не все окончательно решено. Торг за персональный состав постпредства идет отчаянный. И на заднем плане этого торга то и дело всплывает загадочная фигура – Марсель Розенберг. На него ссылаются, его ругают, им грозят, бросают между делом – «Ну, если Марсель сказал…».

Поинтересовавшись, кто это, у одного из мелких служащих НКИД, узнаю:

– Марсель Розенберг? Это советник нашего полпредства в Италии. Недавно вернулся к нам на работу из Национального сектора ЦК.