Жертва без лица

Оказалось, что его подозрения ошибочны. Они ввели мужчину, но в темноте он не разглядел, кто это. И только когда мужчина снял куртку и показался лечебный воротник, до него дошло. Но он по-прежнему ничего не понимал. Это действительно Фабиан Риск сидит на кровати и обводит глазами комнату?

У Риска не было ни малейшей возможности выбраться самому. Единственное разумное объяснение – они нашли его укрытие, что, в свою очередь, означает, что его опознали. Он не мог понять – как?! Об отпечатках из машины он позаботился. Разве нет? Или были еще отпечатки?

Он закрыл глаза и сделал усилие, чтобы не подавать вида, что сна у него ни в одном глазу, а сердце бешено колотится. Как же ему хотелось подбежать к этому мерзавцу и всадить в него шприц. Покончить с ним раз и навсегда. Но не получится. Пока что. Сейчас надо лежать с закрытыми глазами. Обдумать альтернативы. Он не может рисковать и споткнуться на финишной прямой. Он слишком далеко зашел.

То, что его опознали, само по себе не обязательно причинит ему особо большой вред, учитывая, что еще несколько часов – и он сам назовет себя. Процесс уже в полном разгаре, и в данную минуту в него вовлечено как минимум сто человек. Так что при ближайшем рассмотрении оснований для беспокойства нет.

И тем не менее, он испытывал именно беспокойство.

Неизвестность. Вот что его тревожило. Именно сейчас ему это меньше всего нужно. Что еще они узнали? Знают ли они, что он здесь? И если так, за кого он себя выдает? Может быть, именно по этой причине Фабиан сейчас находится здесь? Или это место считается самым безопасным и для него?

Он пришел к выводу, что они понятия ни о чем не имеют. Будь у них хоть малейшее подозрение, они бы давно ворвались с группой захвата и доставили каждого на допрос. Чем больше он об этом думал, тем больше росла его уверенность.

Они понятия не имеют.

Во всяком случае, Тувессон и ее коллеги. А вот что происходит в голове Риска, это совсем другой вопрос. Здесь не помогут никакие логические умозаключения. Этот урок он усвоил. Нет, Фабиан Риск явно подчинялся совсем другим естественным законам, чем его коллеги.

Он должен был умереть больше двух часов назад. Но вот он сидит по диагонали от него, самый крайний в женском ряду, и обозревает спящую компанию. Ничто, касающееся этого человека, его больше не удивляло. Нет никакой гарантии, что Риск не подозревает, что он находится среди них. Что ему каким-то необъяснимым образом удалось точно вычислить, как все произошло, и поэтому по собственной инициативе он предпочел провести здесь ночь. Конечно, он должен был проинформировать своих коллег.

Должен был.

Но Риск не первый раз поступал не так, как должен. С тем же успехом он мог решить оставить свои подозрения при себе. Или он ничего не предполагает и просто хочет поспать несколько часов в безопасности?

Он перевернулся на бок, притворяясь, что делает это во сне. Никто не должен видеть, как он улыбается, включив таймер на своих наручных часах.

Тридцать минут. И ни секундой дольше.

Он нашел своего преступника.

104

Снимок был почти совершенен. В отличие от снимка в архиве, он был без этой всклокоченной бороды, и черты лица, пусть и стертые, все равно просматривались. Вот так теперь выглядел Торгни Сёльмедаль.

– И тебя уволили за то, что ты хотела передать нам фото? – спросила Тувессон.

Дуня кивнула.

– За это и за машину, – ответила она, пытаясь говорить по-шведски.

Тувессон покачала головой и переглянулась с Лильей, Утесом и Муландером. Она не знала, что сказать. Несколько раз она встречалась с Кимом Слейзнером, и он всегда производил на нее впечатление немного надменного человека.

Но немного надменные люди – не такая уж редкость в полиции по обе стороны пролива. Конечно, как и все остальные, Тувессон слышала байки о Слейзнере и воспринимала их именно как байки. Не больше и не меньше. Но то, что он ради собственной выгоды будет ставить палки в колеса полицейскому расследованию в Швеции, – совсем другое дело.

– Значит, он понятия не имеет, что ты здесь?

– Нет, он даже не знает, что у меня есть снимок. Этот чертов психопат заблокировал мою почту, как только уволил меня.

Тувессон и остальные переглянулись.

– Сорри, – произнесла Дуня. – Я хотела сказать, что он…

– Думаю, мы поняли, – прервала ее Тувессон. – Но как ты раздобыла снимок?

– Один мой очень хороший друг работает в отделе информационных технологий.

– Таких друзей много не бывает, – заметил Утес.

– Чтобы ты знала: здесь ты всех нас можешь считать своими друзьями, – сказала Тувессон. – Без тебя мы бы не… Даже не хочу об этом думать.

– Я только не могу понять: почему он против того, чтобы мы получили снимок? – спросила Лилья.

– Думаю, он сам хочет показать его на пресс-конференции через несколько часов.

– Получается, речь идет только о славе.

– И чтобы отвлечь внимание от того факта, что он не ответил на звонок Астрид, – заметил Утес.

Тувессон задумалась, хотя на самом деле уже приняла решение. Слейзнер, понятно, придет в ярость, смешает всех с грязью и позаботится о том, чтобы отношения между датской и шведской полицией по возможности стали еще хуже.