Жертва инквизиции

Вторым незаменимым условием для путешествия по пустыне является наличие верблюда. Неприхотливый в пище, безразличный к изнуряющей жаре и способный по нескольку дней обходиться без воды, это божье творение –самый надёжный караванный транспорт. Обычно перед походом верблюдов несколько дней интенсивно кормили и поили впрок и не подвергали физическим нагрузкам. От этого горбы затвердевали, и можно было отправляться в путь. В дороге за животными тщательно ухаживали погонщики, хорошо разбирающиеся в верблюжьих проблемах. Потеря хотя бы одного животного сильно сказывалось на темпах продвижения всего каравана. Если же среди верблюдов, не дай Бог, начинался мор, то и люди были обречены на мучительную смерть.

– Ну что, Гвидо? Тяжело, небось, с непривычки? – спросил Марко у приказчика.

Деревенскому парню, действительно, было трудно впервые преодолевать Аравийскую пустыню. Постоянная изнуряющая жара сильно угнетала его – уроженца прохладных альпийских предгорий. Вдобавок ко всему, у него началась лихорадка, и когда они к вечеру остановились на привал, то он вовсе занемог.

Марко стал его внимательно осматривать, однако, не выявив ничего странного, обратился к Якопо:

– Неужто, лихорадка? В пустыне ею не болеют.

– Всякое может быть, – многозначительно произнёс лекарь.

Ночь прошла тревожно. За юртой завывал песчаный ветер, грозя свалить временное убежище путников. Гвидо начал бредить и неустанно требовал пить. Воду ему подносили очень малыми порциями, которые едва увлажняли губы.

К утру буря унялась и первые солнечные лучи проникли в юрту. Марко подошёл к больному Гвидо и в ужасе разглядел его покрытое гнойниками почерневшее лицо.

– О, Мадонна, – воскликнул он в ужасе, – спаси и сохрани нас!

Венецианец как ошпаренный выскочил из юрты.

– Что случилось, хозяин? – спросил его встревожено Микеле.

– Мы все погибли! – воскликнул тот, – Гвидо болен чумой!

– Не может быть! – ужаснулся приказчик.

– Может, – отдёрнул холодно Якопо, который тоже видел больного. – Всех ждёт подобная участь.

– Как ты может так спокойно говорить об этом? – набросился на него Марко.

– От судьбы не уйдёшь, – ответил тот пророчески.

– Не уйдёшь? – сказал сердито купец. – Ты так считаешь, нехристь окаянный? А вот я тебе назло уйду. Вот увидишь, уйду. Ты сдохнешь, а мы все спасёмся.

Он достал медальон с изображением Святой Мадонны, поцеловал его и, встав на колени, начал самозабвенно молиться.

– Молись, молись своим святошам, – цинично произнёс лекарь. – Может, и спасут они твою грешную душу.

В течение последующих дней по очереди занемогли прочие члены каравана. В походе все они находились в тесном общении: пили воду из одного источника, питались из общего котла и спали под одной крышей. Не заразить друг друга они никак не могли, и потому шансов на спасение не было ни у кого. Чума, занесённая из далёкой Индии в арабский город Ормуз, поселившись в телах несчастных караванщиков, намерилась проделать свой смертоносный хадж в Мекку. Однако пустыня стала естественной преградой для проникновения туда этой страшной заразы. Путникам не суждено было достичь мусульманской святыни. Они были обречены на гибель.

Подобно шкиперу тонущего судна, последним уходил из жизни Марко. Он лежал на раскалённом песке и постоянно твердил в полузабытьи:

– Я не умру, нет. Марко ещё никому не удавалось свалить. Вот увидите, Марко ещё поплавает. Марко ещё поторгуется.

Якопо – единственный, кого не тронула чума – подошёл к нему и присел на корточки.

– Теперь ты убедился, как ничтожен человек? – с циничной ухмылкой сказал лекарь. – Он как червь земляной рождается на свет и как червь уходит в землю.

Марко узрел ненавистного Якопо, и его сознание ненадолго прояснилось.

– Прав был Гвидо, – с трудом прошептали губы умирающего. – Ты – нехристь, источник всех наших бед. Тебя даже чума не берёт. Нелюдем родился, нелюдем и помрёшь. Понял?

Это были последние слова венецианского купца. Губы его замерли и веки сомкнулись навеки.

Якопо презрительно сплюнул и огляделся. Люди, сражённые смертельной болезнью, бездыханно лежали под палящими лучами солнца. Вокруг них как ни в чём не бывало топтались целёхонькие верблюды. Людской мор был для них абсолютно безвреден.

Молодые приказчики Микеле и Гвидо, арабы-погонщики, – все они совсем недавно были живыми людьми с надеждами, чаяниями и переживаниями, а сейчас были обречены гнить в пустыне, в полной безвестности, вдали от своих родных и близких. Это было действительно похоже на какое-то проклятие.

Якопо с полным равнодушием смотрел на них. Его закостенелой душе были чужды любые переживания. В детстве он перенёс страшное потрясение и с тех пор, озлобленный, стал равнодушен к чужому горю. Странствуя по свету, он, обладая недюжинным умом, обогатил свои познания в медицине, но оправиться от душевной травмы так и не смог. Желание отомстить за пережитый в детстве ужас переросло в жестокосердие и чёрствость, оставшиеся в нём навсегда. Таким сделала его жизнь.