Жертва любви

– Бог с вами, сэр! Я не телохранитель этой девушки. Вам лучше адресовать все это ее родному брату.

Мистер Комин и мисс Марлинг обменялись невеселыми взглядами.

– Конечно, я не рассчитываю, сэр, что очень быстро заслужу благосклонность леди Фанни и мистера Марлинга.

– Разумеется. Вам надо просто бежать с кузиной, и все.

Мистер Комин ошеломленно отпрянул.

– Бежать, сэр?

– Или вообще оставить эту затею раз и навсегда.

– Уверяю вас, сэр, – искренне заявил мистер Комин, – у меня и в мыслях не было нарушать правила хорошего тона. Мой отец всегда хотел, чтобы я побывал в Париже… Я поеду первым…

– Послушайте, Фредерик, а ведь это прекрасная идея, как мне раньше не пришло в голову… Смотрите, какие умные мысли бродят в вашей голове!

На бесхитростном лице мистера Комина отразилось полнейшее изумление.

– Джулиана! Неужели вы думаете, что я способен украсть вас! Маркиз пошутил.

– Ничего подобного. Сам он наверняка так сделал бы, окажись на вашем месте. Что толку в вашей честности и порядочности! В конце концов, это и в самом деле выход. Если только… – Она с сомнением посмотрела на Вайдела. – Как ты думаешь, Доминик, не замолвит ли за меня словечко перед мамой дядя Джастин?

Маркиз ответил без колебании:

– Не будь дурой, Джу.

Она вздохнула:

– Ты прав, боюсь, что нет. А жаль, потому что мама всегда делает так, как скажет дядя Джастин. – Тут она заметила в противоположном конце комнаты знакомую приземистую фигуру брата. – А вот и Джон! Вам лучше уйти, Фредерик, нельзя, чтобы он заметил вас рядом с Вайделом.

Фредерик покорно откланялся и отошел. Проводив его взглядом, Джулиана оживленно повернулась к маркизу.

– Не правда ли, он очарователен, Вайдел? – требовательно спросила она.

Он, нахмурясь, посмотрел на нее:

– Джулиана, я правильно понял, что ты предпочла это создание мне?

– Бесповоротно.

– У тебя отвратительный вкус, дорогая, – спокойно заключил он.

– Неужели, кузен? А ты разве не предпочел мне эту кокетку с соломенными волосами, с которой я видела тебя в Воксхолле? – ответила колкостью на колкость Джулиана.

– Несправедливо, моя дорогая. Ведь я, в отличие от тебя, не собираюсь на ней жениться. И к тому же понятия не имею, о ком ты говоришь.

Мисс Марлинг церемонно приседа перед кузеном.

– Я не принадлежу, к счастью, к компании вашей светлости, поэтому не знаю ее имени. Маркиз отвесил изящный поклон.

– Я веду тихую уединенную жизнь, дорогая Джулиана.

– Вы вызывающе бесстыдны! – С этими сердитыми словами мисс Марлинг покинула Вайдела.

Глава 2

В залитой солнечным светом гостиной, выходившей окнами на улицу, герцогиня Эйвон принимала свою невестку, леди Фанни Марлинг, приехавшую с утренним визитом. Обе леди пили кофе с бисквитами и обсуждали события предстоящей недели.

Леди Фанни сейчас, в безжалостном ярком дневном свете, выглядела гораздо старше. Зато ее светлости, герцогине Эйвон, в свои сорок лет сохранившей девичий румянец, и в голову не приходило прятаться в тени. Леди Фанни, которая намеренно уселась спиной к окну, почувствовала легкое раздражение. Она вынуждена была признаться, что герцогиня все еще очень похожа на ту мальчишеского вида девушку, которую лорд Эйвон привез из Парижа двадцать четыре года назад. Фигура Леони осталась такой же тоненькой; в золотых, отливающих медью, как у женщин на портретах Тициана волосах, убранных сейчас a neglige[6], не было и намека на седину; великолепные темно-синие, фиалковые глаза, когда-то покорившие герцога, все еще сверкали как в молодости. Двадцать четыре года замужества хотя и способствовали утверждению в ней чувства собственного достоинства и женской мудрости но абсолютно не прибавили супружеской или материнской ответственности, и никакое положение в высшем свете не смогло подавить в ней дух gamin[7]. Леди Фанни, всегда считавшая герцогиню слишком импульсивной, в глубине души восхищалась невесткой и вынуждена была признать, что пылкость и непосредственность лишь прибавляли шарм Леони.

Впрочем, сегодня леди Фанни не была расположена любоваться герцогиней и признавать ее достоинства. Жизнь поворачивалась к почтенной даме своей темной стороной, полной неоплаченных счетов и неблагодарных поступков непослушной дочери. Ее всегда поражал беспечный вид Леони, имевшей самого неблагополучного сына на свете, хотя герцогиня никогда не признавала этого.

– Я никак не могу понять, – сказала леди Фанни, – почему мы, как рабы, отдаем свою жизнь нашим детям, которые не только неблагодарны, но нередко еще и позорят нас.

Леони при этих словах удивленно подняла брови.

– Никогда не поверю, дорогая, – сказала она серьезно, – что Джон когда-нибудь может навлечь на тебя позор, Фанни.

– Я говорю не о Джоне! Не о сыновьях речь, хотя, безусловно, бедный дорогой Доминик доставляет тебе немало хлопот. Я не понимаю, как тебе до сих пор удалось не поседеть!

– У меня нет никаких забот с Домиником, – решительно отрезала Леони. – Я нахожу его

fort amusant[8].