Жертва первой ошибки

– Так, наверное, и появилось христианство, – сказала она, – когда у простых людей пропала всякая надежда на справедливость.

– Наверное.

– Если, когда тебя ударили по правой щеке, ты можешь лишь подставить левую, то остается только гордиться этим, чтобы окончательно не сойти с ума.

Федор пожал плечами.

– Я пойду, раз так?

– Давайте я вызову вам такси?

– Не нужно.

Она встала, с грохотом отодвинув стул. Возле двери висело небольшое зеркальце без рамы, девушка посмотрелась, охнула и попыталась как-то замаскировать синяк при помощи челки, но быстро махнула рукой.

– Что ж, до свидания.

– До свидания. Хотя постойте… Вот моя визитка, звоните, если понадобится помощь.

Девушка усмехнулась:

– Даже не знаю, стоит ли.

– Берите, берите. Мало ли что, – мягко проговорил Федор.

Поколебавшись, девушка все же взяла у него из руки белый прямоугольничек.

– И кстати, – вдруг сказал Федор, – подставить другую щеку не значит утереться.

– Да? А что ж тогда?

– Быть готовой к новым ударам, ибо только Господь знает меру того, что нам предстоит претерпеть.

– Вы странный.

Федор промолчал, и девушка ушла.

Он тоже поскорее выбрался на крыльцо, где молодые, но уже пыльные листья сирени подрагивали в свете фонаря.

Постоял, глядя, как стройная фигурка быстро движется к метро. Оно уже открылось, и между колоннами вестибюля вился тоненький ручеек первых пассажиров.

Следователь подскочил, но Федор, не удостоив его взглядом, зашагал к длинной черной машине, припаркованной неподалеку, и остановился возле заднего сиденья. Стекло опустилось.

– Все, – сказал Федор, досадуя, что приходится нагибаться, – заявления не будет.

– Ты уж прости, Федор Константинович, что дернули тебя.

– Сам виноват. Плох тот начальник, без которого подчиненные ничего решить не могут.

– Ладно, Феденька, не прибедняйся. Ты как, на колесах? Или подвезти?

– Не беспокойтесь.

– Ну добре. В выходные что делаешь? У меня чудесная банька намечается, приезжайте с Татьяной Ивановной.

Федор поблагодарил, как мог спокойно, хотя сердце встрепенулось от радости. Эта банька дорогого стоит, святая святых, ближний круг ближнего круга… И пригласили не одного, а с женой.

Он немножко постоял, глядя вслед уезжающей машине.

– А с телефонограммой как, Федор Константинович? – спросил неожиданно подошедший следователь, нарушив его радужные мечты.

– Как-как? Об косяк! – огрызнулся Федор и двинулся к своей машине.

Следователь семенил за ним, пригибаясь, как артист МХАТа, изображающий лакея. Под густыми усами алели неприятно влажные губы, и Федор поморщился.

– И все-таки, Федор Константинович?

Когда имеешь дело с дураками, приходится контролировать все до конца.

– Стандартную отписку нарисуй, а я прослежу, чтобы никто не прицепился.

Он открыл дверь машины, и следователь придержал ее.

Федор устроился за рулем, завел машину и взглянул на часы. Только минуло шесть, значит, можно успеть домой, позавтракать перед работой. Федор потянулся, от души зевнул и поехал на службу.

Ирина прикинула, что Гортензия Андреевна должна вернуться на восьмичасовой электричке, и, накормив Егора ужином и отпустив еще поиграть с соседскими ребятишками, усадила Володю в коляску и отправилась на станцию. Она старалась как можно больше ходить, чтобы за лето окончательно расправиться с лишними килограммами. Ирина уже достигла большого прогресса в борьбе за фигуру, старые платья на ней уже сходились и застегивались, только дышать в них было пока еще трудновато. К сентябрю Ирина надеялась это исправить.

Опустились светлые ленинградские сумерки. Нагретые за день рельсы отдавали тепло, и в воздухе далеко разносился особенный запах железа и ржавчины, с детства будивший в Ирине тоску по дальним странам. Послышался стук колес поезда, но Ирина знала, что он разносится очень далеко и электричка покажется еще не скоро. Володя, подпрыгивая в коляске, что-то энергично рассказывал лохматой станционной собаке. Та слушала внимательно и строго.

Ирина расстроилась, что не взяла для нее колбасы, хотя думала об этом.

– Извини, – сказала она собаке, и та махнула хвостом.

Наконец показалась электричка, свистнула и замедлила ход. Ирина сразу разглядела в окне силуэт башнеобразной прически, которую ни с чем не спутаешь.

Двери вагона открылись со вздохом и скрипом, и Гортензия Андреевна шагнула на перрон – спина прямая, прическа – локон к локону, и ни единой складочки на простом полотняном платье. Как ей это удается, завистливо подумала Ирина, после электрички всегда чувствовавшая себя как карамелька из кулька – потная, платье липнет, помада поплыла, словом, ужас. А над Гортензией стихия, стало быть, не властна.

– Какой приятный сюрприз, Ирочка, – улыбнулась учительница, – но, право, не стоило так утруждаться.

Тут к ним подошла сухопарая женщина лет тридцати в ярком цветастом платье и крепко обняла Ирину, прежде чем та успела что-то сообразить. Только когда она опустилась на корточки перед Володей и засюсюкала с ним совершенно по-свойски, Ирина узнала Наташу, местную библиотекаршу.