Жертва первой ошибки

Ирина вздохнула. Значит, две жизни показались Макарову слишком низкой ценой за его безупречный образ, а между тем, заговори он раньше, третьей жертвы могло и не быть. Она на совести Федора Константиновича.

Благодаря его показаниям следственная группа совершила наконец то, что в принципе следовало сделать сразу, – разослала по всей стране запросы на предмет аналогичных преступлений за последние тридцать лет. Взяли с запасом, ведь макаровская серия убийств могла оказаться не первой в практике маньяка. Может, он рано начал, а природа одарила его крепким телосложением и несокрушимым здоровьем. Если найдутся схожие преступления, то это новые улики, да и география передвижений преступника серьезно поможет расследованию.

Ирина посадила Володю на карусельку. Диск из старых досок покосился, отсырел после дождя, и двигался вперед медленно, с большим трудом, протяжно и тоскливо скрипя, но Володе все равно нравилось, он бил кулачком по железному поручню и хохотал.

Гортензия Андреевна тоже засмеялась и стала помогать ей толкать колесо. Вдвоем дело пошло веселее, и вскоре они почти бежали.

Хорошо, если Витя ни при чем, впрочем, и без Макарова было ясно, что страхи ее глупые и надуманные. Выбрал странную тему для диссертации и попытался скрыться за именем научного руководителя? Испытывает нездоровый интерес к патологическим убийцам, а может, просто любит детективы и стесняется в этом признаться, и что с того? Обычные и вполне простительные человеческие слабости, ничего настораживающего в них нет.

А вот Макаров реально удивил – слил себя в унитаз ради успеха дела. Он умный человек, поднаторевший в аппаратных интригах, и прекрасно понимает, что его признание недолго останется оперативной информацией и тайной следствия. Очень скоро это все выйдет на поверхность в виде сплетен, а если преступника поймают, то в виде официального факта, и недоброжелатели получат такой могучий повод сожрать прокурора, что просто грех не воспользоваться.

Тут внезапное воспоминание заставило Ирину остановиться. Наконец она поняла, какая мысль тревожила ее все лето. До Кирилла она спала со своим женатым начальником, и тот сильно недолюбливал Макарова. Ирина заставляла себя думать, что он, как порядочный человек, презирает прокурора за бесконечные прогибы перед властями предержащими, но и тогда ей было ясно, что он завидует блестящей карьере Федора Константиновича и возмущается не его темными делишками, а тем, что сам не допущен в тот узкий круг избранных, где они совершаются. Когда Макарова утвердили в должности прокурора города, любовник пришел в неистовство и в сердцах рассказал Ирине, что дело, с которого начался карьерный взлет Федора, сфабриковано от начала и до конца хотя бы потому, что алкоголик в терминальной стадии уже не в силах никого задушить голыми руками, а тем более изощренным способом, и этого вопиющего несоответствия не заметили только потому, что не хотели замечать.

И она вспомнила бы это гораздо раньше, если бы от мучительного стыда не затолкала бы все, касающееся той позорной связи, в самый дальний угол памяти.

Ирина тяжело вздохнула. Теперь она вроде как хорошая, приличная и порядочная женщина, строго по великому роману в стихах «верная супруга и добродетельная мать», и так хочется думать, что она не только останется такой навсегда, но и раньше была тоже хорошая, просто очень несчастлива.

Только как ни гони от себя прошлое, оно всегда найдет способ напомнить, что есть тебе чего стыдиться.

Макаров оберегал свою репутацию в глазах общества, она свою – перед самой собой, в итоге их ханжество дало преступнику больше двух месяцев форы.

Тут во дворе появился Кирилл и с такой скоростью закрутил карусель, что Володя пришел в экстаз, а Ирина испугалась и заставила его остановиться.

Небо потемнело, нахмурилось, и все вместе отправились домой пить чай.

⁂

Водитель привез его домой, Федор поднялся по лестнице, сунул руку в карман ветровки за ключами и только сейчас вспомнил, что больше здесь не живет. Меньше суток назад он ушел насовсем и связку ключей оставил на столике в прихожей.

Возвращаться в постылый дом не хотелось, но больше идти было некуда, и Федор нажал кнопочку звонка.

Жена открыла не сразу:

– Что-то забыл?

– Нет, вернулся. Пустишь?

Пожав плечами, Татьяна молча отступила в глубь квартиры. Федор прошел в кабинет и упал на диван, не раздеваясь.

Боль нахлынула такая, что он едва не умер.

Его затрясло в ознобе, зубы застучали, по спине потек холодный пот. Федор свернулся калачиком и с головой закутался в плед.

Глаши больше нет, и никогда не будет, ее бренная оболочка лежит сейчас на полке в холодильнике вперемешку с другими телами… По долгу службы он бывал на вскрытиях, знал, как все происходит, и перед глазами против его воли проносились картины того, что завтра будут делать с Глашиным телом, он гнал их от себя, но безуспешно.

Федор раньше не знал, что бывает такая боль. Всю жизнь он провел будто в броне, не любя и даже не привязываясь к людям, а на старости лет распустился, подставил миру голый живот и тут же получил смертельный удар.