Жертва вторжения

— Нет, получил от нее, — сказал Грубин. — Примерно так: «Мой возлюбленный. Если ты еще будешь в своей командировке торчать, не выдержу и отдамся».

— А моя еще намылилась квартиру разменивать, — сказал генерал. — Вчера я ее любовную мысль перехватил.

— Минца вызывать будем? — спросил Грубин.

— А может, сам подтвердишь мои худшие подозрения?

— Могу подтвердить, — сказал Грубин. — Значит, так, эти споры развиваются. К нам они попадают молоденькими, а через пять-семь лет достигают половой зрелости, понимаешь?

— К сожалению, да.

— Потому они и молчали в американском посольстве. Чего им волны посылать, если еще страсть в организме не накопилась?

— А ты, гад, их руками хватал, — сказал генерал.

— Кто их не хватал!

— Значит, они не только в ихнем посольстве?

— Какой там в посольстве! Подозреваю, что в нас с вами — не говоря о спутницах жизни — их десятки.

— Но ты понимаешь, мерзавец, что это значит?

— Не обзывайтесь, генерал, теперь надо лекарство искать.

В дверь без стука заглянул сотрудник особой секретности. Не глядя на Грубина, он сказал шифром: «456328 998776 654432 198878 999976 784787 767777».

— Ладно, — ответил генерал, — иди.

Он обернулся к Грубину и сказал:

— Только что американский посол говорил с ихним президентом. Завтра на рассвете будут снова бомбить Ирак.

— Наверное, надо министру сказать? Орден получите?

— На хрен нам теперь Ирак?

И точно в ответ на его грустные слова в комнату опять же без стука ворвалась секретарша:

— Иван Иеронимыч! — закричала она. — Полковник Вуколов из шестерки кинулся в пролет лестницы с криком: «Я не могу больше слышать, как скрипит твоя койка!»

Генерал вытолкал секретаршу и сказал Грубину:

— А ты — Ирак, Ирак трахнутый!

Грубин понял, что не прав.

Позвонил старый белый телефон с гербом СССР.

— Сомневаюсь, — ответил на звонок начальник контрразведки. — Очень сомневаюсь.

Он повесил трубку и сказал Грубину:

— Министр звонил. Умный он у нас, чертяка! Спросил, не пригласить ли срочно преподавателей языка глухонемых? Умница, но ограниченный.

— Не поможет, — согласился Грубин.

Внутри его что-то засвербило, засосало под ложечкой, и существо его наполнилось далеким голоском Вероники:

— Я не могу, я бегу, я бегущая по волнам… Он ждет меня после работы… Прости, Грубин.

— Отпусти домой, генерал, — взмолился Грубин. — Срочно отпусти.

— Сначала придумаешь противоядие…

— Но ведь теперь не будет войн. Не будет тайн…

— Ты с ума сошел, Грубин! — рассердился генерал. — При ихнем уровне науки они противоядие через месяц сделают, а мы так и останемся даже без семейных секретов.

Тут генерал замер, прислушиваясь к голосу бактерии.

Прислушиваясь к голосу своей молодой жены…

И не говоря более ни слова, распахнул окно и шагнул в него, как в дверь. С седьмого этажа.

Грубин был спокоен. Он подошел к столу, нашел свой пропуск к генералу. Написал на нем генеральской ручкой время ухода, расписался за генерала, очень похоже. Окно закрывать не стал — снизу уже слышались голоса.

Вышел. Секретарша рыдала — у нее были свои проблемы.

Грубин спустился, вышел, отдав пропуск ошалевшим от тревоги часовым, перебежал площадь, из первого же автомата — слава богу, карточка была — позвонил в Гусляр, на службу Веронике. Сказал ей только:

— Буду дома ночью. Жди и не мечтай!

— Ой, — сказала Вероника. — В самом деле? Ради меня?

— Ради тебя.

— Милый, а то у меня просто страшные мысли…

Второй звонок был в санаторий, Минцу.

— Я заеду за вами на такси, — сказал он. — И сразу к вам в лабораторию.

— Правильно, — сказал Минц, — у меня уже появились кое-какие мысли, как ограничить эти бактерии сферой внутренней политики…

Чего душа желает

Профессор Минц ждал водопроводчика Кешу, который шел к нему уже вторую неделю. За это время Кешу видели в ресторане «Гусь», где он обмывал новый «Мерседес» бывшего Коляна, а нынче президента фонда «Чистые руки» Николая Тиграновича, встречали Кешу на демонстрации либерал-радикалов, где каждому участнику выдавали по бутылке «Клинского», видали его и в заплыве через реку напротив краеведческого музея, в котором он участвовал и побеждал, потому что приехало вологодское телевидение. Много где встречали Кешу, но не на работе.

Профессор Минц, хоть и добрый, гуманитарный (так теперь принято говорить) человек, замыслил уже страшную месть. Где-то у него хранилась бутылочка со средством «Трудолюбин». Принявшего средство охватывало неудержимое желание трудиться. Двадцать четыре часа без передыху.

Но тут открылась дверь, которая никогда не запиралась, о чем в городе знала любая бродячая кошка, и вошел сантехник — нет, не Кеша, а другой человек. Немолодой, приятный лицом и манерами.

— Вызывали? — спросил он.

— Ох и вызывал! — ответил профессор. — Вы водопроводчик?

— Сантехник, — сдержанно поправил его мужчина. Был он одет в скромный, но чистый комбинезон и кроссовки «Адидас». В руке чемоданчик — потертый, но целенький и чистый. Все в водопроводчике вызывало доверие.

— Заходите, — попросил его Минц.

— Спасибо, Лев Христофорович, — ответил водопроводчик и принялся вытирать ноги о коврик у дверей.