Жертва вторжения

— Уже появлялся, — сказала Ксения. — Не произвел впечатления.

— Это только первая реакция, — сказал Минц. — Будет и вторая.

Вторая реакция случилась во время обеда. Ксения занесла половник над тарелкой мужа, замерла, пошлепала губами и произнесла:

— Кого-то он мне напоминает.

— Кого же? — заинтересовался Удалов.

— Или покойную тетю Симу… либо горностая. Вот именно — горностая!

Удалов горько улыбнулся. Любовь толпы принимает странные формы.

Ему-то самому, неподвластному влиянию харизмы, Иванов Семен представлялся, правда, чем-то похожим на полководца Суворова в деревенской ссылке, готовым сейчас же ринуться на Чертов мост…

«Чепуха мерещится», — оборвал себя Удалов.

Вечером они вышли во двор, уселись за стол для домино, но, конечно же, в домино не играли, а беседовали.

Понимали, что старая жизнь окончилась, а что сулит новая — догадаться было нелегко.

Над городом прошел вертолет без опознавательных знаков.

— Не время вертолетам летать, — сказал Грубин.

— Ох и не нравится мне это… — Удалов вскочил и кинулся прочь со двора. За ним побежал Миша Стендаль.

Бежать пришлось недалеко.

Вертолет опустился на площади Землепроходцев, рядом с бетонной ладьей.

Из него выпрыгивали омоновцы в соответствующих чулках на головах.

За омоновцами вышли трое в штатском.

Удалова такими демонстрациями не запугаешь.

— Добрый вечер, — сказал он вежливо, но строго. — По какому поводу несанкционированный митинг?

Противника следует ошеломить. Ведь если ты станешь о причинах рассуждать или возражать, они тебе врежут прикладом по затылку и даже в больницу не отнесут.

А грозный, хоть и бессмысленный, окрик действует.

Трое в штатском сразу почувствовали в Удалове родную душу и ответили нестройным хором:

— Имеем указание об изъятии гражданина Иванова Семена Эдуардовича.

— С какой целью? — рассердился товарищ Удалов.

— Обнаружились нарушения в регистрации в качестве кандидата.

— Ясно, — сказал хитроумный Удалов. — Выполняйте.

Но тут-то и наступила пауза. Чтобы выполнить, следовало найти.

— А где его избирательный штаб, не подскажете? — В голосе у захватчика звякнула неуверенность.

— А вреда не нанесете? — спросил Удалов.

— Владислав Борисович никому не приносит зла, — ответили штатские.

Все стало на свои места. Это были люди другого кандидата в губернаторы, богатого, но без харизмы.

Значит, зашевелились.

«А может, сдать им Иванова Семена? — подумал Удалов. — И жизнь у нас наступит нормальная, как прежде».

«Нет, так не пойдет, — ответил внутренний голос Удалова. — Мы же сами его нашли и мобилизовали. Он же не подозревал — а теперь заподозрил, а его увезут с неизвестными последствиями».

И неизвестно, чем бы окончилась внутренняя борьба в организме Удалова, если бы на том конце площади не послышалась музыка.

К ним направлялась процессия странного свойства.

Впереди шагал пасынок Иванов.

По сторонам шли братья и отец, лица их светились родственной любовью. Затем шагали десятки женщин, большей частью молодых и привлекательных. Они пели и смеялись, как дети.

Увидев издали вертолет и омоновцев возле него, Иванов Семен тут же изменил направление движения и направился к незваным гостям. Те стояли в недоумении, разглядывая Иванова, но еще не догадываясь, кого они видят.

Суть настоящего харизматика заключается в том, что он очевиден далеко не сразу. Вы должны невзлюбить его, потом приглядеться к нему, послушать его, и только потом у вас на сердце взыграет радость от встречи с избранником.

— Вы за мной? — спросил он, раздвинув в улыбке тонкие губы.

— Проходи, — рявкнул начальник омоновцев.

Но их штатский руководитель остановил коллегу.

— Погоди, погоди, — сказал он, приглядываясь к невыразительному лицу Иванова Семена. — Вы, гражданин, не намеревались баллотироваться на губернаторский пост?

— Я тебе скажу по секрету, — ответил пасынок, — я намереваюсь в президенты избираться. Такая у меня благоприятная аура.

Из толпы женщин выделилась толстая красавица восточного вида.

— Миленок ты мой, голубчик, — запела она в лицо штатскому. — Как сказал Нострадамус, быть Семену свет Эдуардычу президентом нашей Родины! У него харизма выросла до ушей!

Тут поднялся всеобщий хохот, девушки начали сестриться и брататься с омоновцами, а штатские переглянулись, и Удалов услышал такой разговор:

— Ну как, Сидоров?

— А ты как, Петровский?

— А тоже остаюсь, Семеняка!

Они перекинулись такими словами и подозвали к себе начальника омоновцев, пошептали ему что-то, и он ответил вслух:

— Я и сам хотел остаться с Ивановым Семеном. Ему нужна защита.

И он как в воду глядел.

В то же мгновение на площадь ворвались четыре тачанки, в них сидели у пулеметов парни в комиссарских шлемах-буденновках.

На середине площади тачанки развернулись, и буденновки приникли к пулеметам.

Но все впустую.

Омоновцы от бедра выпустили по тачанкам несколько гранат.

Когда дым рассеялся, подошедший Грубин спросил Удалова:

— А кто они были?

— Подозреваю… — начал было Удалов, но штатский поднялся, отряхивая пыль с брюк.