Жертва вторжения

— Не сами шрамы интересуют Ксению, а личность, которая их мне нанесла.

— Я могу вам дать справку, — сказала Избушка.

Они летели к Бете Кита, возле которой Удалову можно было пересесть на рейсовый корабль, идущий к Солнечной системе.

— А вы не можете свет немного прибавить? — сказал Удалов. — Живем в полумраке, даже зеркала нет.

— Такого слова в словаре не имеется, — сказала Избушка.

Разумеется, зеркала самой Избушке не нужны. Но на ней же бывают пассажиры!

— Пассажиры бывают редко, — призналась Избушка. — Нас раскидали по космическим трассам несколько лет назад, но спасать некого. Потому что почти всегда при космических крушениях никого не остается в живых. Спасти же человека и еще вернуть его в приемлемое состояние — замечательная тема для диссертации.

— Ах, вы еще и диссертации пишете! — воскликнул Удалов, которого начало тяготить пребывание в утробе. Выздоравливая, он обнаружил, что принципиальной разницы между спасательной капсулой и Избушкой нет, к тому же капсула была родная, земная, хоть и умственно неполноценная. А здесь ты сидишь в утробе вполне сознательного существа, а психология его — космически чуждая!

— Я ищу аналоги в вашей лексике, — ответила Избушка. — Для того чтобы спасти попавшего ко мне человека, я должна в совершенстве изучить его язык. Так что, пока вы были еще в бессознательном состоянии, я проникла к вам в мозг и изъяла из него всю информацию.

— А не повредила?

— Наш лозунг — не навреди. Ассоциация домов спасения еще не покалечила ни одного пациента. Впрочем, в вашем мозгу не обнаружилось ничего, достойного изучения или зависти.

— Обидно, — признался Удалов. Хотя хвала или хула Избушки его мало трогала. У них здесь совсем другие правила жизни.

Ему хотелось почитать или, по крайней мере, посмотреть телевизор. Ему желательно было попробовать нормальной пищи, картошечки, например, а не сиропов неясного вкуса или протертых медуз в башлыке из цветной капусты, которая вовсе не капуста, а гребешок пахотки восковой… Ему хотелось снять наконец липучие перчатки оттенка лягушачьего живота, которые защищали от вредных воздействий недавно восстановленную кожу.

— Хотите, я усыплю вас? — спросила Избушка. — Чтобы путешествие к родным пенатам не казалось вам таким долгим и утомительным.

— Не исключено, — отвечал Удалов. — Гуманизм ваш просто трогает до слез…

— К сожалению, не все в моих силах, — отвечала Избушка. — Ведь я в первую очередь дом, я место, куда стремится каждый человек, и лишь затем я целитель, утешитель и искатель смысла жизни.

— Тогда я посплю, пока не доберемся до Беты Кита, — согласился Удалов.

— А я тем временем завершу терапию, — сказала Избушка.

— А вам не бывает скучно? — спросил Удалов.

— Как можно скучать, если ты на работе? — удивилась Избушка. — Ведь я буду занята. Надо привести ваше тело в точное соответствие со стандартами красоты и здоровья.

И Удалов заснул. И спал, пока они не приблизились к нужной звезде…

Удалов очнулся от ощущения счастья, которое бывает, если ваше тело абсолютно здорово и молодо и ни одна, даже мелкая болезнь его еще не коснулась. Такого с Удаловым не было уже лет двадцать.

Свет в Избушке горел ярче, чем обычно. В стенах каюты образовались иллюминаторы, за которыми поблескивали звезды, а это означало, что скорость Избушки снизилась настолько, что можно пользоваться невооруженным глазом. Что Удалов и сделал, принявшись любоваться видами цивилизованных миров. Потом собрался привести себя в порядок перед посадкой, вычистить восстановленные зубы, причесаться, помыться, побриться… Ничего подобного он не сделал. Потому что в туалете, над умывальником висело зеркало. Лгал, оказывается, домик! И ясно почему.

Удалов себя не узнал, потому что на него глазело существо… отдаленно похожее на человека, может, даже разумное, но, конечно же, таких на Земле не водилось. Начнем с того, что лицо и руки Удалова были покрыты не кожей, а голубоватой чешуей, глаза были подобны стрекозиным, над голой головой возвышался роговой гребень, вместо носа была дырка, а рот был подобен отверстию в почтовом ящике. Кстати, пальцев было шесть. На правой руке. Четыре — на левой…

Наверное, можно было бы увидеть еще немало любопытного, но Удалов так завопил, так забил синим хвостом, что непрочное зеркало лопнуло и осыпалось на пол крупными льдинками.

— Что случилось? — лицемерным голосом спросила Избушка. — Вы чем-то смущены? — Удалов безуспешно пытался содрать с себя чешую. — У меня не было выхода, — сказала Избушка.

— Почему ты не сказала! Лучше смерть, чем этот маскарад!

— Постыдитесь, спасенный! Смерть всегда хуже.

— Но за что?

— Валерьянка на столике справа от вас, — сказала Избушка, — там же стакан коньяка.

— Анестезия? — мрачно спросил Удалов.

— Как можно путать амнезию и анестезию! — упрекнул Удалова домик. — Коньяк подают для забвения.

Но Удалов все равно не мог прийти в себя, даже после приема стакана коньяка — ведь стакан-то он держал в голубой лапе, а вливал жидкость в почтовый ящик.

— За что? — тупо повторял он. — Как это могло случиться?