Жесткая посадка

На службе Шеферд старался стать лучшим из лучших и два раза проходил отборочные курсы САС[3], пока его не взяли. То, что ему пришлось потом пережить, не могло сравниться ни с какой тюрьмой, но это был его выбор. Он сам выбирал свою жизнь — не важно, хорошо или плохо, — и в любой момент мог все бросить и уйти. Потом он действительно ушел, и тоже сам, хотя в то время на него повлияли просьбы жены. Но в Шелтоне люди не имели выбора. Именно поэтому тюрьма была таким страшным наказанием — не из-за скверных условий и плохой еды, даже не из-за людей, а от отсутствия выбора. Он просто не существовал, или его определяли другие. Верхняя койка или нижняя? Чай или кофе? Вегетарианский обед или стандартный? Выбор без выбора. Шеферд и теперь находился в тюрьме по собственной воле. Он мог отказаться от работы и спать в теплой постели вместе со Сью, а не торчать на жесткой койке в компании с головорезом-расистом. Но если бы у него отняли право выбора, Шеферд не вынес бы этого. Он пошел бы на все, лишь бы отсюда выбраться.

Шеферд сел, недовольный тем, куда завели его мысли. У Джералда Карпентера тоже была семья, и ему грозило пожизненное заключение. Шеферду хватило двух дней, чтобы понять, что это такое — остаться здесь на десять или двадцать лет. А Карпентер уже давно рвется на свободу и готов заплатить за это любую цену. Он не остановится и перед убийством. Шеферд помассировал ладонью шею, на которой напряглись твердые, как стальные тросы, сухожилия. Сумел бы он сделать то же самое? Убивать ему приходилось — на его счету уже пять трупов, — но это в бою, в пылу сражения, перед лицом врага. Не каждая битва справедлива и почетна, но там солдат встречается с солдатом: если не убьешь ты, убьют тебя. А сможет ли он хладнокровно убить другого человека, если на кон поставлена его личная свобода?

Шеферд спрыгнул с койки и начал отжиматься от пола. Он сконцентрировался на дыхании и ритме и скоро весь покрылся потом. Шеферд увеличил темп и через пару минут уже не думал ни о чем, кроме физических усилий, боли в мышцах, напряжения в пальцах и крови, циркулировавшей по венам. Двадцать. Тридцать. Сорок. Пятьдесят. Он остановился на шестидесяти, хотя могбы продолжать дальше, и перешел на укрепление пресса, разрабатывая сначала левый бок, затем правый. Вскоре он перевернулся на живот и отжался еще пятьдесят раз.

— Черт! Чем скорее тебя пустят в спортзал, тем лучше, — сказал Ли.

Он смотрел на Шеферда, приоткрыв один глаз.

— Извини, Джейсон, — произнес Шеферд.

Невозможность уединиться — один из самых неприятных моментов в тюрьме. В одиночестве он оставался лишь в крошечном сортире, где имелась тонкая пластиковая дверь, но и она не мешала соседу по камере слышать все отправления его организма. С тех пор как он попал за решетку, рядом с ним всегда были какие-то люди. Шеферд обещал себе, что, оказавшись на свободе, сразу отправится куда-нибудь за город. Например, в Брекон-Биконс, где находился лагерь САС. Раньше он ненавидел все эти сельские пейзажи и унылые холмы, тяжелый секущий дождь, который насквозь пропитывал одежду и до костей пробирал холодом, ледяную воду протоков и ручьев, хлюпавшую в ботинках, ветер, обжигавший щеки и лицо. Но теперь отдал бы все, чтобы оказаться на просторе и вдохнуть чистый воздух, не прошедший через сотни чужих легких.

— Который час?

Ли посмотрел на часы.

— Двадцать минут восьмого. Скоро перекличка.

— Не против, если я продолжу заниматься?

— Валяй.

Шеферд вернулся к отжиманиям и упражнениям для ног и пресса. Он услышал шум шагов на лестнице, потом загремели смотровые окошки. В камеру заглянул Гамилтон.

— Макдоналд, сегодня в душ, — сказал он.

Шеферд нахмурился. Он не просил о душе, а Гамилтон явно был не тот человек, чтобы давать непрошеные привилегии. Он даже не принес ему экземпляр «Тюремных правил».

— Без четверти девять у тебя встреча с начальником тюрьмы. Письменный ответ не обязателен.

Окошко закрылось. Очевидно, начальнику тюрьмы о нем уже сообщили. Шеферд не сомневался, что тот не слишком обрадовался секретному агенту в своей тюрьме.

В идеальном мире Шеферд предпочел бы, чтобы никто не знал его истинного положения. Но тюрьма Шелтон мало походила на идеальный мир, и в определенный момент ему мог понадобиться срочный пропуск на свободу. Тогда начальник тюрьмы ему поможет, поэтому Шеферд должен с ним сотрудничать, что бы он ни думал на этот счет.

* * *

Когда Шеферда повели в кабинет начальника тюрьмы, в коридорах было полно людей. Надзиратели стояли по углам переходов, соединявших разные блоки, и смотрели на заключенных, которые группами и по одиночке выходили через двери. Атмосфера была как в университетском кампусе между лекциями; кроме тюремной формы и камер наблюдения, ничто не напоминало о том, что это исправительное учреждение для самых опасных преступников.