Наверное, не стоило напоминать. Неудивительно, если ему плохо — на фоне прогрессирующего вируса иммунитет ослаблен и бороться организму всё сложнее…
— Болею. Не без этого… — тяжело вздохнул Алекс, и тут же продолжил: — Звонишь поговорить о свадьбе?
— Да. Прошу у вас руки Тины.
— О-о… — протяжно произнёс. — Я не сомневался в твоей порядочности. Только Лара опередила тебя, уже сообщила обо всём. Ох, и недовольна моя жена таким раскладом, возмущалась долго — никак не смирится с тем, что наша девочка стала взрослой и имеет право на личную жизнь. И кроме как принять выбор дочери — ничего не остаётся. Мешать вам никто не будет — это я гарантирую.
— Как вы относитесь к нашему желанию пожениться? — хочется, чтобы все поддержали нас, а главное — Тина не должна разрываться между мной и родителями.
— Обращайся на «ты», — предложил он.
— Если не против, давайте на «ты»… То есть, давай, — поправил себя.
— Спрашиваешь, как отношусь к вашей свадьбе… — Алекс выдержал паузу и добавил: — Я очень рад за вас обоих. Честно, — искренне прозвучало. — Теперь спокоен за будущее дочери, ведь ты будешь рядом с ней, будешь заботиться, любить и оберегать — лишь бы она была счастлива, большего не надо, — почему-то с грустью ответил, словно… прощается навсегда?
Даже не знаю, как реагировать… И нужно ли ставить в неловкое положение, задавая неуместные вопросы?
Но выяснить необходимо:
— Всё же что-то волнует тебя? — промолчать тоже не могу.
— Тине не говори об этом… не хочу её тревожить и расстраивать…
— О чём идёт речь? — я нахмурился.
На всякий случай обернулся назад, выглядывая мою малышку — вышла из душа или нет, а то есть у неё особенность появляться в неподходящий момент.
— У меня рак желудка, — сознался он. — Дочь не в курсе, мы с Ларой решили не говорить ей пока. Отчасти, по этим причинам жена согласилась отпустить Тину на учёбу, чтобы она не видела меня в этом состоянии, которое с каждым днём становится более явным… и поэтому моя жена излишне психует — по поводу и без…
— Вот как… — час от часу нелегче, и это помимо того, что Алекс уже неизлечимо болен — одно наслаивается на другое и дополнительно влияет на его самочувствие.
— Сколько проживу — понятия не имею… Врачи точных сроков не называют: от двух месяцев до полугода. Короче, недолго осталось…
— Неужели, ничем нельзя помочь? — хуже не придумаешь, когда звучит неизбежный приговор.
И считаю: скрывать правду — не выход из ситуации. Рано или поздно Тина всё равно узнает — и лучше рано, чем поздно… Вряд ли она поблагодарит кого-то за то, что её оградили от проблем и держали в неведении. Для неё это будет болезненным невыносимым ударом…
Самое ценное — время, и его надо использовать по максимуму. Сейчас!
— Нет, мне уже ничем не помочь. Единственное, о чём я мечтаю — не связано с лечением. Хочу увидеть свою дочь в белоснежном подвенечном платье. Внуков бы ещё понянчить… только не судьба… не дождусь их рождения…
Не ожидал услышать такие откровения…
— Ты можешь быть уверен, я сделаю Тину счастливой, — всё, что могу пообещать.
Никак не приду в себя после разговора с Алексом, нескончаемый поток мыслей не даёт покоя теперь… это тронуло до глубины души…
И я прав в своём мнении: Тина должна знать правду!
Но есть проблема… Как бы деликатно сообщить обо всём? При этом выполнить просьбу и сдержать данное её отцу слово — пока не рассказывать о фатальном приговоре. Такую позицию тоже можно понять: как мужчина и глава семьи, он не хочет, чтобы к нему испытывали жалость — некоторым людям проще не посвящать в подробности своих бед и справляться самостоятельно с возникшими сложностями.
Только замалчивание ситуации приведёт к логичному результату — моя девочка огорчится и обидится. Обвинит нас, кому было известно о неизлечимой болезни, что не дали ей возможность сделать элементарное — провести с папой отпущенный ему срок жизни, проститься и попрощаться с ним навсегда… И, соглашусь, она будет абсолютно права, предъявив претензии по этому поводу.
Нет, подобный исход недопустим. В первую очередь с человеческой точки зрения.
Если обстоятельства нельзя изменить и Алексу уже ничем не помочь, то хотя бы на моральную поддержку может рассчитывать — это никто не отменял. Он нуждается в заботе и внимании близких, как бы ни утверждал обратное, как бы ни крепился, не собирался с силами и как бы ни пытался оградить дочь от трудностей.
Одному всё вытерпеть невыносимо и нереально… Сам у себя крадёт стремительно, неумолимо уходящее время и не пользуется единственным шансом на дальнейшее, пусть и непродолжительное, общение с Тиной, заодно и её лишает этих крох…
Несправедливо это, причём по отношению ко всем… В конце концов, необходимо скрасить его дни и достойно проводить в последний путь — раз ничего другого не остаётся, а выбора нет.
Звучит не просто печально, а ужасающе и, отчасти, зловеще, как наказание за что-то свыше, как испытание… Но лучше правда, чем недосказанность будет терзать и мучить, когда теряешь родных, не успев многого, и тогда придётся довольствоваться словом «никогда»…