Пока доехал, нервы взвинтил так, что дрожали руки, машину припарковал прямо у подъезда, подпер, как будто этим мог перекрыть ей ход. С чего бы ей меня спрашивать — даже не думал. Сказал, не пойдет — точка. Надеюсь, повелительное наклонение она не хочет от меня прочувствовать. А я могу. Особенно сегодня. Прям дико чешется нагнуть и отпороть.
Бл***. Что за мысли?
Выкурил сигарету, сидя в машине, чтобы немного успокоиться. Надо бросать. Или на безникотиновые переходить. Выполз из-за руля и подошел к кухонному окну — свет горел, за шторкой видел чью-то тень, но Маринка это или нет? Потоптался под окном и вернулся в машину да так и застыл — девчонка шла через дорогу из того парка, где отбивал ее у трех полудурков. Бедра стройные под юбочкой соблазнительно очерчивались при каждом шаге, грудь небольшая под шелковым шарфиком дерзко вздрагивала — аж слюни потекли. Подошла к машине — не подойти к подъезду, только если обтереть грязь с крыла. Возмущенно вскинула взгляд на водителя — на меня то есть — и застыла. Залип, пока смотрел ее эмоции — вспыхнула снова, в глазах возмущение, узнавание, удивление… Завел машину, сдал назад на метр, наклонился и дверцу с пассажирской стороны открыл:
— Садись!
— Отвали! — фыркнула и в подъезд пошла. — Придурок!
Сам знаю.
Меня как накрыло — она сейчас за железную дверь забаррикадируется, никакими клешами ее оттуда не достану. Выскочил из машины и рявкнул:
— А ну в машину села! Быстро!
Марина аж на месте подпрыгнула, обернулась, глазищи опять с чайные блюдца. Напряглась вся, но вернулась, села, спина прямая, руки на колени положила.
Нагнулся, лицо к лицу, глаза в глаза…
…губы в губы… пил её дыхание, не давая ему раствориться в воздухе, и надышаться ее сладким дерзким запахом не мог…
Тряхнул головой, наконец, нащупав ручку дверцы. Захлопнул и выпрямился. Она, кажется, даже выдохнула расслабленно тихо. Зачем-то снова завел машину, обогрев пожарче врубил — Маринку постоянно согреть хочется, взять ее, мелкую, в плед укутать и на коленках держать в руках, чтобы разомлела от тепла, поддалась… и на кровать её положить, зацеловать, чтобы горела вся, как ее щеки, пылала, как костер, и согреться в ней, раствориться, забыться…
Бл***! Бл***! Бл***!
Схватился за сигарету нервно, сунул аж две в зубы, чертыхнулся, одну в окно швырнул, вторая прилипла и следом полетела. Выматерился и дал газу, машину с места сорвал с визгом покрышек, чуть на дорогу, что в десяти метрах, кузнечиком не выпрыгнул. На девчонку не смотрел — всю душу вымотала! Сейчас лупить по стене возле ее лица хотелось сто раз к ряду. Или двести. Дал круг вокруг парка. Потом второй. Как бешеный заяц, убегал от себя и от нее, держа рядом. Она молчала, а я на третьем круге ларек с мороженым увидел. Остановился, два ведерка взял: с джемом из малины — для меня, зеленое яблоко — для нее. Попросил у продавщицы две ложки пластиковые и вернулся за руль. Закатился опять в ее двор, сунул ей в руки банку килограммовую:
— Ешь!
Взяла робко, открыла осторожно, царапнула по краешку порцию с горошину, языком слизнула, ложку между губ сунула и сжала… Я это все взглядом проводил, и член чуть трусы не порвал.
Вцепился в свое ведро, черпанул от души.
— Ты мороженое поесть приехал? — осмелела.
— Угу, — буркнул, набивая рот порцией с обилием джема.
А сам мысленно уже раздел ее и языком в этом малиновом джеме ее сосочки облизал, весь животик вымазал и ниже сползал, так лизнуть ее бугорок хотел, пройтись языком по складочкам, вычистить их от влаги возбуждения как следует…
— Можно у тебя попробовать? — услышал.
Чуть ложку не проглотил.
— Ч… чего?
Повернулся к ней, аж дыхание потерял. А она уже джем в моем ведре на ложку собрала и мороженное отколупывала, а я смотрел на такое близкое, склоненное над моими ногами лицо, и мысли такие непристойные в голову лезли: ведерко отодвинуть, член вытащить и дать ей попробовать. Пока представлял, она полную ложку наковыряла и поднялась, на меня смотрит и в рот розовый шарик сует. Сглотнули вместе.
Надо было черничное брать.
— У тебя вкуснее, — сообщила и подтек джема с ложки языком слизала.
Меня как спицей насквозь прошило. Сунул ей в руки свое ведро и ложку, снова машину завел, выкатился на дорогу и помчался в город, как возбужденный кот, которому скипидар под хвост плеснули.
Он уже огнями расписался, светился весь, пробки рассосались. Куда ехал — сам не знал, просто хотел, чтобы Маринка рядом была, мысли в порядок привести, от развязных фантазий отвлечься. Музыку включил. Тепло, уютно стало. Поговорить захотелось.
— Что ты в сауне делала? — спросил и повернулся к девчонке, краем глаза за полосой следя. Разглядывал ее лицо, в полумраке салона машины такое красивое.
— Работала, — пожала плечами.
— Когда теперь на смену? — зло спросил, чувствуя, что закипаю снова.
— Я ушла оттуда.
Даже яйцам легче стало. Пот со лба утер — когда только вспотел так? Сделал обогрев поменьше.
— Ты ешь, ешь, — заулыбался, как придурок, — пока все не съешь, домой не повезу.