Читаем Жестокий эксперимент полностью

Раздалась электронная птичья трель, и я не успела посмотреть, что было написано на браслете.

Я желала, чтобы пришел Михаил и рассказал своей женушке про корабль в воображаемом море, про ненастоящее солнце и искусственное небо. Как он вот с этой блондинкой в сером синтетическом костюме сбежал из той иллюзии. Как мы превратились в беглецов в дурацких мятых пижамах. Как он упал, но видел, что мне удалось сигануть через забор.

Екатерина открыла дверь и вернулась ко мне. Кто-то возился в коридоре.

– На вашем браслете стоят даты. Вы их видите? – повторила она вопрос.

Конечно, я видела цифры. Первая дата – день подписания контракта. Вторая – день, когда контракт истекает. В обеих датах стоял сентябрь. Не август!

– Ваш контракт не завершен, – проговорила Екатерина. – Браслет еще на вас. Его снимут, когда эксперименты завершатся.

– Прошу, дайте поговорить с вашим мужем! – я вскочила с дивана.

В комнату кто-то зашел, и я резко обернулась.

Мой врач. Эта женщина снова меня сдала!

– Я просто хочу поговорить с ним, – умоляла я.

Екатерина взяла с полки фотографию.

– Вам нужно вернуться в Институт, это в ваших интересах, – убеждала она. – Вам не желают зла и не сделают ничего плохого.

Не верю! Там происходит что-то странное. Почему я помню кусок эксперимента? Я не должна его помнить, как и не должна помнить этот адрес!

– Прошу… – повернулась я к своему доктору. Хотела попросить ничего мне не вкалывать. Я сама пойду с ним куда угодно. Но было уже поздно: он вцепился в мое плечо и что-то вколол. Я опомниться не успела. Он усадил меня на диван, ноги стали ватными.

Он держал меня за плечи и смотрел, как я постепенно слабела. И не было в его взгляде ни капли сострадания. Этому роботу требовалось вернуть на место непутевую пациентку. Он выпрямился и отошел за диван.

Зачем так? Почему нельзя было договориться? Дмитрий Игоревич придерживал меня за плечи сзади. В этом не было никакой необходимости. Сил во мне не осталось.

Я видела большие черные глаза Екатерины под аккуратными бровями, высокие скулы и худые щеки. Она мне кого-то напоминала, как и тот снимок, который она держала в руках. Он что-то значил, но я никак не могла вспомнить, что именно.

– Я верну вас в палату. Вы еще не готовы, – сказал Дмитрий Игоревич перед тем, как я вырубилась.

3

Яркая вспышка ударила по глазам, и я зажмурилась. Мои веки кто-то с усилием пытался разлепить. Это был мой врач. Он выключил чертов фонарь, шепнул медсестре что-то на своем медицинском языке, и та защелкала кнопками на огромном белом приборе, к которому была присоединена моя голова.

– Ольга, просыпаемся, – доктор снова полез в мои глаза с фонарем.

Да проснулась я уже. Отвали, наконец! Или выключи свой дебильный фонарь!

Язык не слушался, и послать доктора вслух не вышло.

Он отлепил какой-то провод от моей головы, и я смогла осмотреться. Снова меня окружали белые стены палаты.

Кровать зажужжала, спинка приподнялась. Медсестра сунула мне под голову подушку, и стало страшно неудобно. Зато я могла разглядеть доктора, медсестру и эту палату-коробку получше.

Доктор стоял возле меня и смотрел в крохотный монитор с разноцветными линиями. Медсестра подошла к нему и тоже уставилась в монитор.

И я почти все вспомнила. Почти. Кое-что еще казалось сном. Например, та странная история про корабль, который оказался больницей, но потом выяснилось, что это не больница, а Институт, куда я пошла по собственной воле.

– Как вы себя чувствуете? – спросил доктор, не отрываясь от монитора.

– Паршиво.

Зато честно.

– Ваш контракт подошел к концу, я буду сопровождать вас в период реабилитации.

Если бы мне рассказали про машину времени, я бы не удивилась.

– У вас могут возникнуть вопросы. Я зайду к вам через пару часов.

Я уже была в подобной палате и слышала эти шаблонные фразочки. Пришлите ко мне человека, а не автомат с ограниченным набором слов.

Вокруг меня ходила медсестра, не та, которая заглядывала ко мне в прошлый раз. Ее волосы, выкрашенные в светло-желтый противный цвет, были собраны в хвост. Она отключила все приборы и ушла, пожелав мне скорейшего пробуждения.

Я лежала, глядя в пустую белую стену напротив, и корила себя за необдуманный побег. Поговорить с Михаилом все равно не удалось. Не следовало заваливаться в гости к дамочке, которая меня уже однажды сдала. Надо было подкараулить красавчика у подъезда. Он наверняка бы вернулся домой поздно вечером или вышел бы на улицу утром. Существовала вероятность, что он куда-то уехал, и я бы его не дождалась, но мне не хотелось о ней думать.

Дмитрий Игоревич пришел через два часа, когда обе черные стрелки на белых часах указывали на двенадцать. У него что, будильник сработал? Такой пунктуальный!

– Меня зовут Дмитрий Игоревич, и я буду…

– …сопровождать вас в период реабилитации. Я уже выучила эту фразу. Придумайте что-нибудь новенькое.

Снова эти дебильные слова. Неужели он всем пациентам говорит одно и тоже? Свихнуться же можно!

– В следующий раз обязательно, – ответил он и отвернулся к прибору, из которого торчал какой-то листок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза