Жестокий выбор Аники-воина

Помощник из лютниста был аховый. Во врачевании он разбирался хуже, чем калека-Людвиг – в строе виолы да гамба. Но отыскать во дворе подходящую доску, длиной от пятки до ягодицы, и разрезать холст на длинные полосы сумел. Зато кабатчик оказался на высоте. Скоро пострадавшая нога капитана была туго примотана к доске четырьмя перехватами. Под ступню Ход сунул миску, завернутую в мягкий хлам. Затем стал обтирать лицо брабансона влажной тряпицей. На левую сторону было страшно глядеть: сплошной кровоподтек, гладкий, лоснящийся. Глаз, если в глазнице еще оставалось что-то, кроме жалкой слизи, целиком скрылся под опухолью.

– Кто… кто м-меня?..

Ход Псоглавец наклонился к изуродованной маске. Давний шрам терялся в общем ужасе, как мелкий бес – на дьявольском шабаше под патронатом Вельзевула. Кабатчик говорил раздельно, очень внятно, словно общался с ребенком, недоумком или человеком, с детства привыкшем беседовать на совсем ином языке.

– Аника-воин.

– Кто?!

– Аника. Воин. Он велел передать: «Ты искал, ты нашел.»

– Врешь!

Ход Псоглавец выпрямился. Со свечой в руке, спокойный, беспощадный, стоя во тьме над поверженным брабансоном, он сейчас напоминал ангела, срывающего печать.

– Как хочешь. Выбор прост. Это был Аника-воин. Или, если угодно, это был кривой, немощный калека. Подумай, прежде чем выбрать. Хорошо подумай. Ты искал, ты нашел.

– Я… нашел…

– Если выберешь верно, я помогу тебе. Да вот хотя бы этот бродяга… Эй, шлёндра! Сочинишь песню?

– Я попробую, – сказал Петер Сьлядек.

До утра он играл над капитаном, гоня прочь боль.

Баллада ключей

Скрип петель на воротах.Ржа.Грай – петлёй на воронах.

Жаль.Острием палец тронем,Каплю крови уронимС ножа.Тополя остриямиВ ряд.Мы ль в ночи воссияем,Брат?

Нож прольется ключамиВ створ скрипящих ночамиВрат.Мы останемся в прошлом.КровьМалахитовой брошьюСкрой.А за нами смыкаютБратья Авель и Каин

Строй.Запекается ранаБелой коркойБурана.Неубит,Неприкаян,Ты не первый —Второй.