Жестокое перемирие

– Снова работают корректировщики, – заявил Голуб. – Мы могли бы прочесать район и взять поганцев, но не судьба… на почве полного дебилизма некоторых индивидов. Атаман Липатов приказал своей казачьей сотне оцепить район ТЭС и никого не пускать, даже нас, специалистов по этой части. А сами они никого не нашли.

– Двенадцать погибших после сегодняшнего обстрела, – скорбно заметил Дорофеев. – Два десятка раненых. Снова накрыло семью в легковом автомобиле. Родители сгорели вместе с малыми детьми. Я их знал. Мы с Антоном Стрелецким вместе обучались в школе милиции. Жена у него немного не от мира сего, такая девушка тургеневская. Выходит, завтра снова похороны.

– «Акации» работали? – осведомился Андрей.

– Они. Дьявольская батарея, – сказал Савельев. – Наши «Ноны» отвечали как положено, но снова без толку. Те как били, так и лупят. Эх, нам бы сейчас дивизион «Ураганов», а еще лучше – тяжелую бомбардировочную авиацию. Сбросить в подземелье пару килотонн!.. Да где ее взять, эту авиацию?

Через час Окуленко просто выставил из дома эту компанию. Отличные ребята, но ему не хотелось никого видеть. Снова засасывали отчаяние с безысходностью. Ночью он задыхался от тоски, вертелся на кровати.

Утром Андрей проснулся без похмелья, но с жуткой болью в висках и мрачно уставился на себя в зеркало. Голова была наполовину седая. Лицо осунулось, глаза поблекли. Но оканчивать жизнь самоубийством Андрей уже не собирался. У капитана Окуленко появилась цель.

Через час он предъявил пропуск часовому, стоявшему на входе в штаб. Парень кивнул, быстро глянул на него с явным сочувствием и отвернулся. Андрей спустился по лестнице. Лицо каменное, тщательно выбрит, в чистом, ладно сидящем камуфляже. У входа в подвал он сдал оружие специальному человеку, именуемому гардеробщиком, и снова встретил тот же смущенный взгляд. Похоже, весь гарнизон был в курсе, что капитан Окуленко понес невосполнимую утрату.

Полковник Марчук сидел на своем месте. Он моргнул единственным глазом, вскочил так, словно перед ним возник старший по званию, и первым протянул руку.

– Приветствую, капитан. Соболезную. Знаю, что случилось с твоей семьей.

– Все в порядке, товарищ полковник. – Андрей ответил на рукопожатие.

– Подожди-ка. – Марчук нахмурился. – Надеюсь, ты явился не затем, чтобы написать рапорт об увольнении со службы? Я, конечно, понимаю, что сейчас, в твоем состоянии…

– Нет, товарищ полковник. – Андрей даже пытался выдавить из себя улыбку. – Речь идет вовсе не об увольнении. Скорее напротив. Прошу отправить меня на ответственное задание.

– Здравствуйте, бабушка! – Полковник всплеснул руками. – Теперь мы будем искать героическую смерть. Послушай, капитан, не сочти меня бездушным циником. Я сочувствую твоему горю. Мой сын погиб в апреле. Но нянчиться со всеми, у кого…

– Снова мимо, товарищ полковник, – перебил его Андрей. – Повторяю, прошу отправить меня на задание. Обязуюсь вернуться невредимым и сохранить жизни своих товарищей. Я прошу позволить мне сформировать группу с целью проникновения во вражеский тыл и уничтожения артиллерийской батареи ВСУ на базе ПВО «Распадово».

– Ты не оригинален, – отмахнулся Марчук. – Сколько попыток уже было!..

– Товарищ полковник, я не камикадзе, – бесцеремонно перебил командира Андрей. – Я отлично понимаю, что хочу сделать. Все попытки проникновения на базу предпринимались в лоб. Никому не приходило в голову совершить рейд по вражеским тылам и атаковать базу с севера. Прошу предоставить мне такую возможность. Вы ничего не теряете. Не вижу иного способа справиться с этой раковой опухолью. Мы несем потери, город гибнет, разрушается инфраструктура. Будем и дальше терпеть? Скоро эти твари войдут в уничтоженный город, где им никто не окажет сопротивления.

Полковник набычился и разглядывал человека, стоявшего перед ним. На камикадзе в данную минуту капитан Окуленко не походил. Терять полковнику Марчуку действительно было нечего. Каждый день под обстрелами гибли десятки людей, разрушения принимали катастрофический характер.

Он помялся, развернул оперативную карту, утыканную пометками, и заявил:

– Слушаю тебя, капитан. Надеюсь, ты не с пустой головой сюда явился.