На привале ополченцы дружно уничтожили скудные запасы провианта. Потом Дорофеев мрачно пошутил про подкрадывающийся голодный год.
– Грибами будем питаться, – утешил его Костюк.
– Мужики, вы о чем? – не понял Липник. – К вечеру мы на месте, выполняем задачу и с утреца шагаем до хаты. Или в лучший из миров. Уж там-то продукты нам точно не понадобятся.
Похоже, группа сбилась с курса. Впереди заблестел просвет, стали различаться отдаленные голоса. По цепочке прошел сигнал тревоги. Ополченцы залегли, поползли к опушке. Поваленное дерево стало неплохим укрытием, за ним уместились все шестеро.
Их взорам предстала безрадостная картина. По курсу находился хутор, состоящий из нескольких дворов. С востока в него упиралась ухабистая проселочная дорога. Густой осинник в этом месте заметно расступался. С остальных направлений островок цивилизации окружали густые леса.
Строения стояли плотно – несколько внушительных бревенчатых хат, сараи, бани. Своеобразной телевышкой возвышался двухъярусный сеновал со спутниковой тарелкой на крыше. Строения окружали дощатые заборы. За ними громоздились яблоневые деревья, рослые кусты вишни.
В бревенчатой хате, крытой мутно-зеленой черепицей, происходила какая-то возня. По двору блуждали люди, хлопали двери. В гараже за воротами кто-то пытался завести машину. Транспортное средство, судя по чиханию и хрипам, было старше хутора. Двигатель никак не желал работать. Снова разразилась словесная перепалка. Заплакала женщина.
– Это хутор Лесок, – изучив карту, сообщил Андрей. – Мы отклонились на полверсты от курса, ничего страшного, поправим.
– На хуторе что-то происходит, – заметил Савельев. – Но силовиков там вроде бы нет.
– В этой стране уже полгода что-то происходит, – заметил Костюк. – У всех свои проблемы, не стоит вмешиваться.
– Ты прав, Алексей, – согласился Окуленко. – Отползаем, мужики, не будем светиться.
– Подожди-ка! – насторожился Липник. – У нас ведь не горит, нет?
Заскрипели, надсадно запричитали старые покосившиеся ворота. С хутора выходили люди. Двое мрачных мужчин в годах, одетые в штатское, несли маленький продолговатый деревянный ящик. Они держали его так, что ополченцы сразу поняли – это гроб. Следом за ними еще двое несли такой же гроб, но покрупнее. Даже из леса было видно, что они плачут.
За мужчинами брели женщины в юбках, черных платках и куртках, наброшенных на плечи. Они спотыкались и тоже плакали. Молодая женщина поддерживала под руку пожилую. Обе едва ковыляли, смотрели в пространство слезящимися глазами.
Печальная процессия проследовала по дороге, повернула к лесу и побрела вдоль опушки. Видимо, там проходила тропа, ведущая на кладбище.
Ополченцы мрачно наблюдали за происходящим. Вскоре люди растворились за лесом.
– Детей хоронят, – со вздохом проговорил Липник. – Гробики маленькие. Конечно, это дети.
– Хуже не бывает, – проворчал Савельев. – Хоронить собственных детей. Всякое, конечно, случается в жизни, но чтобы такое!..
– У нас на районе тоже на днях двух мелких хоронили, – подал голос Голуб. – Близняшки, снаряд ударил под домом, их стеной завалило. Мать умом тронулась, когда увидела их трупики, у отца обширный сердечный приступ… – Он покосился на смертельно побледневшего Окуленко и замолчал.
– Может, узнаем, что произошло? – предложил Костюк. – Хутор вроде не обстреливали. Тут что-то другое произошло.
– Нет, мужики, – заявил Андрей и скрипнул зубами. – Нашими расспросами горю не поможешь, только напугаем добрых людей. Некогда нам. Обходим хутор и метемся вперед.
Ополченцы отползли в лес, исчезли за деревьями. Андрей сверился с компасом, ткнул пальцем в непроницаемую гущу кустарника. Мол, нам туда.
– Спасибо, командир, – тут же откликнулся Дорофеев. – Мы же не ищем легких путей, верно?
Хутор остался позади, но ветер все еще доносил с опушки надрывный плач. Ополченцы старались не вслушиваться, шли вперед, давя крапиву и закрываясь руками от колких ветвей. Вскоре плач затих, а впечатлительный Голуб продолжал жаловаться, что он до сих пор стоит у него в ушах и никуда не уходит. Может, таблетку какую принять?
Растянувшись в цепь, ополченцы спустились в балку, заросшую лещиной, вышли на разреженный участок леса и вдруг встали как вкопанные, вскинув автоматы. На поваленном дереве сидел пожилой невысокий мужчина в войлочной жилетке, державшийся за посох из обструганной жердины. Видимо, он шел по своим делам и присел отдохнуть.
Встреча с вооруженными людьми сомнительной наружности стала для него таким же сюрпризом, как и для них. Побледнела обвисшая серая кожа, похолодели глаза. Костлявые руки стиснули посох.
Старик был невзрачен, лысоват. Седая щетина торчала, как колючки у дикобраза. Но самообладания деду хватало. Он не стал делать лишних движений, продолжал сидеть как ни в чем не бывало.
Ополченцы осмотрелись – нет ли еще кого поблизости, не засада ли?
Все спокойно, старик путешествовал в одиночку. Они подошли, опустив автоматы. Опасности не было – во всяком случае, явной.
На губах старика плясала презрительная усмешка.