Жестокость

Сочувствие на лице Бунса сменилось презрением. — Да полно вам, мистер Тридуэлл. Неужели вы в самом деле надеетесь на то, что кто-то поверит вам, даже если вы сочините на основе моих слов какую-нибудь лживую и самую невероятную историю? Советую вам прежде, чем вы совершите какой-то поспешный поступок, сейчас или позже, хорошенько подумать об этом. Если вы хотя бы одним словом обмолвитесь в разговоре с кем-либо о содержании нашей беседы, от этого в первую очередь пострадаете лично вы. И все же я оставлю вам свою карточку, знайте, что как только вы захотите связаться со мной, я сразу же буду к вашим услугам.

— А с чего это вы взяли, что мне захочется связаться с вами? — требовательным тоном спросил побледневший Тридуэлл.

— На то есть несколько причин, — заметил Бунс, — однако одну из них я вам все же назову. — Собрав со стола свои бумаги, он направился к двери. — Дело в том, мистер Тридуэлл, что человек, который смог взобраться на три первые ступеньки «метода Блессингтона», неминуемо одолеет и четвертую. Вам удалось за очень короткое время добиться значительного прогресса, а потому я уверен, что вы все же позвоните мне, причем довольно скоро.

— Прежде я встречу вас в аду, — заверил его Тридуэлл.

Несмотря на столь категорично эмоциональный ответ при расставании с Бунсом, последовавшие вскоре за этим события внесли несомненные коррективы в жизнь Тридуэлла. Главная проблема заключалась в том, что однажды, ознакомившись с сущностью «метода Блессингтона», он уже не мог окончательно выбросить его из головы. Вопреки всем стараниям Тридуэлла, воспоминания об этом разговоре то и дело всплывали в его сознании и неминуемо отражались — причем самым пагубным образом — на его отношениях с тестем. Никогда раньше присутствие старика не казалось ему таким навязчивым, досадным, а любое сказанное им слово, любой поступок вызывали у главы семейства злобное раздражение. Особое негодование Тридуэлла вызывало то обстоятельство, что поселившийся в его доме человек позволил себе выбалтывать в разговоре с совершенно посторонними людьми вещи исключительно личного, даже интимного свойства, с легкостью пересказывать каким-то платным «исследователям» те или иные подробности их домашнего житья-бытья, в результате чего для него, Тридуэлла, возникали одни лишь неприятности. Последнее настолько разволновало почтенного чиновника, что даже полная анонимность этих незваных шпионов отнюдь не казалась ему теперь хоть в малейшей степени обстоятельством, смягчающим вину болтливого тестя.

В течение ближайших нескольких дней Тридуэлл, неизменно считавший себя уравновешенным и вполне здравомыслящим бизнесменом, был вынужден признать, что оказался в довольно скверном положении. Буквально на каждом шагу ему мерещились признаки совершенно фантастических заговоров. Перед глазами стояли образы сотен, нет, тысяч Бунсов, рассеявшихся по всей стране и проникающих в служебные офисы таких же, как он людей. При одной лишь мысли об этом лоб Тридуэлла покрывался холодным потом.

Впрочем, успокаивал он себя, подобная история все же слишком фантастична, чтобы быть реальной, и убедиться в этом проще простого — достаточно в мельчайших деталях восстановить содержание той беседы с Бунсом… Тридуэлл проделывал это уже десятки раз, неизменно утешая себя мыслью о том, что всего лишь подвергает объективному анализу конкретную социальную проблему. Кто-нибудь когда-нибудь говорил, что истинно интеллигентный человек должен стыдиться подобных попыток трезво взглянуть на вещи? Нет, не было подобного — нигде и никогда. И если при этом он подчас приходил к каким-то шокирующим выводам, то происходило это лишь потому, что подобные идеи уже раньше не давали ему покоя, а теперь просто требовательно рвались наружу.

И все же, с другой стороны…

С огромным облегчением для себя Тридуэлл наконец отважился нанести ответный визит в Геронтологическое общество. Про себя он уже придумал, что именно там обнаружит: пару тускло освещенных комнат, горстку малооплачиваемых клерков, запах плесени — неотъемлемое свойство всех подобных низкопробных благотворительных заведений — после чего для него лично все снова встанет на свои места.

Тридуэлл шагал туда настолько убежденный в реальности нарисованной в собственном воображении картины, что едва было не прошел мимо гигантской башни из стекла и алюминия, помеченной адресной табличкой Геронтологического общества. Несколькими минутами позже он в состоянии крайнего смущения уже поднимался в кабине приглушенно гудящего лифта, а оказавшись в приемной главного офиса, и вовсе застыл на месте, ошалело оглядываясь вокруг себя.