Жестокость

Хэммонд повернулся и бросился бежать, не отдавая себе отчета, куда несут его ноги. Объятый ужасом, он миновал свою машину и пробежал, пожалуй, метров пятьдесят, когда его настигли…

4

Джон Везерби сидел перед угасающим камином и, отхлебывая бренди, размышлял о том, что услышал от Белла. Это была уютная комната. В углу тикали дедушкины часы, и маятник их то и дело вспыхивал яркими бликами. Вдоль стен тянулись стеллажи с книгами, под ногами расстилался глубокий, мягкий ковер, за тяжелыми портьерами прятались широкие окна. Однако мысли Везерби блуждали где-то далеко от дома, воспоминания о минувших днях вдруг снова нахлынули на него. Он попробовал представить, что ждет его в Дартмуре, какие следы он увидит и какое животное могло оставить их. Как человек, достаточно хорошо знавший Байрона, он не мог понять, почему тот не проявил любопытства к этому делу и не занялся им — пусть даже из самых что ни на есть эгоистических побуждений. Для Везерби поведение Байрона явилось полной загадкой, не меньшей, чем само убийство. Ведь тот, казалось, был будто специально создан для борьбы с подобными существами, сколь бы чудовищного противника ни уготовила ему судьба. Почти все проблемы он разрешал слишком рискованными и опасными способами, словно бросая этим вызов самой смерти. К тому же, чем старше он становился, тем сильнее крепла в нем эта склонность. Если Везерби как бы постепенно сбавлял темп жизни, с каждым годом все больше ценя в ней простоту и безопасность, то Байрон, напротив, выискивал все более трудные и замысловатые пути решения встававших перед ним вопросов.

Везерби не однажды отправлялся с ним в экспедиции — в Индию, Африку, а в последний раз они побывали в диких лесах северной Канады. Он и сейчас отчетливо помнил все детали той поездки.

Никогда еще Байрон не позволял себе столь безрассудного риска. По сути дела, он шел на него ради самого риска. Тогда Байрону захотелось подстрелить канадского медведя, причем в одиночку, и он настоял на том, чтобы Везерби находился на достаточном удалении и даже при крайней необходимости не мог подоспеть к нему на помощь. Обладая превосходной коллекцией оружия, Байрон тем не менее попросил у их проводника его карабин. В принципе это было достаточно надежное оружие, однако слишком легкое, тем более, что Байрону раньше никогда не приходилось из него стрелять. Все протесты Везерби оказались тщетными: Байрон всегда пренебрежительно относился к доводам оппонентов, так что Джону оставалось лишь ждать. Везерби до сих пор не мог забыть напряжения, которое испытал в тот день. Сам он находился на холме, поросшем хвойными деревьями. Стояла осень. Деревья на других холмах переливались яркими красками, их кроны пылали оранжевой и красной листвой. Земля под ногами, чуть тронутая ранними заморозками и обдуваемая холодными северными ветрами, была жесткой.

Везерби смотрел, как Байрон удаляется туда, где, по их предположениям, прятался зверь. Внешне тот выглядел вполне беззаботным, однако это было обманчивое впечатление. Его красно-черная охотничья куртка почти сливалась с окружающей растительностью. Джону он показался очень маленьким — уходящей в густую чащу на встречу со своим врагом фигуркой. Байрон уже успел удалиться на достаточное расстояние, и Везерби при всем желании не смог бы прийти к нему на подмогу. На всякий случай он снял с плеча ружье, хотя и понимал, что это совершенно бесполезно. Байрону оставалось рассчитывать только на самого себя.

Он уже почти скрылся в чаще, когда вдруг появился медведь. Даже находясь на большом удалении, Везерби поразился громадным размерам зверя. Он увидел, как Байрон поднял ружье — совсем крошечную игрушку, — когда до трехсоткилограммового противника — овеществленной в плоти мощи и ярости — оставалось каких-то несколько метров. По своим размерам голова медведя не уступала Байрону и вознеслась почти на метр над ним, когда животное встало на задние лапы. И в тот же миг медведь словно потерял равновесие, закружился на месте, неуклюже замахал лапами, и лишь потом, после показавшейся Везерби бесконечной паузы, до него донесся слабенький хлопок выстрела. Джон подошел.

Байрон с улыбкой смотрел на зверя — на лице его светилось выражение подлинного триумфа. Он сделал лишь один выстрел — когда зверь предостерегающе зарычал, — и пуля, пробив небо, впилась в ужасную пасть и пронзила головной мозг. Наружу она не вышла, так что на шкуре трофея не оказалось никаких повреждений.

— Отличный выстрел, — проговорил Везерби.

— Ну, с такого расстояния трудно промахнуться. Да я и не мог себе такого позволить.

— Это с такой-то фитюлькой? — скептически заметил Везерби.

— Как видишь, им вполне можно завалить и медведя, если, конечно, знать, куда целиться.

— Да уж, вижу.

Байрон удивленно поднял брови.