Жиган и бывший мент

Вывалит тебя с высоты десятого этажа…

Вновь заработала лебедка наверху, и крюк начал опускаться вниз. Панфилов метнулся в подъезд недостроенного дома. И вовремя — крюк со свистом пролетел над тем самым местом, где он сидел, наблюдая за экспериментами Макеева, и врезался в кучу песка.

Панфилов выбрался наружу и начал показывать жестами Макееву, что крюк надо немного приподнять и подвести к стоящей метрах в тридцати большой бадье из-под раствора, которую приглядел для себя Константин.

Потренировавшись минут пять с подъемом и спуском, Макеев, по-видимому, приноровился к скорости движения крюка, и получалось теперь у него довольно сносно. Но все равно он иногда дергал крюк слишком резко, и Панфилову нужно было постоянно следить, как бы ему неожиданно не снесло голову этой огромной железякой.

Прицепив стропы к бадье и проверив их крепление на крюке, Константин забрался внутрь и не без некоторого опасения приказал Макееву: «Майна!» Бадья пошла вверх и остановилась на уровне восьмого этажа. Панфилову было еще видно в сумерках, как Макеев то и дело выглядывает из кабины управления и вновь скрывается из вида.

Накануне они раз двадцать обсудили всю последовательность действий, чтобы обойтись, по возможности, без сигналов.

Жестами в темноте не попереговариваешься, а кричать или подавать сигналы фонариком было опасно, можно было привлечь внимание охранников и, подставившись раньше времени, провалить всю операцию.

Макеев примерился наконец и начал разворачивать стрелу.

Он дернул слишком резко, и Панфилов почувствовал, как его начало раскачивать на высоте восьмого этажа. Он матерился, но ничего сделать не мог. Оставалось теперь только надеяться на искусство крановщика Макеева и на свою удачливую судьбу.

Стрела наконец перестала двигаться, и Панфилов, качаясь в бадье, видел, как Макеев энергично показывает ему что-то руками. Рад, наверное, что с управлением справился.

— Какого черта? — пробормотал Панфилов и выглянул из бадьи.

Он висел как раз напротив окон квартиры Козлова. Если бы не раскачивание, то это была бы идеальная позиция для стрельбы. Главное, чтобы Макеев не ошибся в уровне, когда будет поднимать его во второй раз.

Константин подал Макееву знак, чтобы тот его опускал вниз, и вновь спрятался на дне бадьи. Было еще достаточно светло, его мог заметить кто-то из жильцов дома, например, и забеспокоиться. Один звонок в милицию, и все их дело будет сорвано.

По данным предварительного наблюдения, Козлов появлялся дома не раньше одиннадцати часов вечера. К этому времени, слава богу, уже достаточно темно. Макеев, как и договорились, спускаться с крана не стал, а наблюдал за подъездом, в котором жил Козлов. С высоты крана он очень хорошо просматривался.

Панфилов устроился внизу, прилег на какие-то доски и курил сигареты одну за другой, ожидая условного сигнала от Макеева.

Уже стемнело, и Панфилов начал ощущать нетерпение, словно охотник перед зорькой, сидящий в кустах с ружьем в руках.

Наконец раздалось громыхание жести по земле. Панфилов вскочил на ноги. Это Макеев, как и было условлено заранее, сбросил сверху пустое ведро — подал Константину условный знак" что машина с Козловым — у подъезда.

Константин еще раз проверил стропы на бадье и залез в нее, не мешкая ни секунды.

Бадья тут же вздрогнула и закачалась в воздухе — Макеев начал подъем. Константин вцепился в ее острые металлические края.

Панфилов удивился даже, насколько осторожнее Макеев поднимал его на этот раз, бадья почти не раскачивалась: Макеев не спешил и не рвал рычаги с судорожной нервозностью.

Выглянув из-за края большого железного корыта прямоугольной формы, которое представляла собой бадья для раствора, Панфилов наблюдал, как он стремительно поднимается к цели своего воздушного путешествия — на огневой рубеж, находящийся метрах в сорока-пятидесяти от окон стоящего напротив стройки жилого дома.

Когда Макеев поднял его на нужную высоту и развернул стрелу крана в сторону Козловского дома, Панфилов с удовлетворением отметил, что его бадья почти не раскачивается, хотя и совершает небольшие колебания. Он примерился, удобно ли ему будет целиться, и остался доволен. Окна квартиры Козлова находились точно напротив него, чуть ниже по уровню. Идеальная мишень — как в тире!

Константин достал пистолет и застыл в ожидании. Теперь все зависело от того, не ошиблись ли они с Макеевым в своих расчетах, правильно ли просчитали психологическую реакцию человека, озабоченного тревогой за свою жизнь. Если он действительно озабочен этим, он обязательно проверит, что за решетки поставили на окна его квартиры. Так уж устроено большинство людей — привыкли проверять все лично, не доверяя никому.

Через пару минут прямо напротив Константина в квартире Козлова зажегся свет.

Он сразу же отметил, что шторы на окнах не задернуты.

Лучше всего с места, на котором находился Константин, просматривалась спальня, с выходом на лоджию. Видна была и почти вся гостиная — лишь угол ее загораживала стена, еще в одной комнате Константину виден был лишь небольшой клочок пространства.