Жильбер Ромм и Павел Строганов

Наиболее близок Ромму из них был, пожалуй, Габриэль Дюбрёль. Именно через него Ромм, странствуя по свету, поддерживал связь с родным городом. Дюбрёль же, в отличие от своего друга-путешественника, всю жизнь практически безвыездно провел в Риоме. Здесь он родился в 1747 г., здесь учился в Ораторианском коллеже, здесь на протяжении многих лет занимал пост директора почты. Человек весьма любознательный и охочий до книг, Дюбрёль, опять же в отличие от своего друга, достаточно прохладно относился к точным наукам и отдавал предпочтение гуманитарным дисциплинам – истории, философии, литературе. Будучи как минимум в общих чертах знаком с идеями философов Просвещения, он не только не разделял их, но и относился к ним с откровенной неприязнью. «Заинтересованность в нашей религии – это самое дорогое, что у нас есть. Вы должны относиться к этому с высочайшим вниманием и никоим образом не прислушиваться к нечестивым софизмам наших современных философов», – предостерегал Дюбрёль находившегося в Париже Ромма[203].

Столь же резкое неприятие у риомского почтмейстера вызывали и ставшие обыденными в политической литературе того времени нападки на власть. В одном из посланий Ромму он так характеризует прочитанную накануне книгу: «Имея мало времени, не буду подробно распространяться о томе по истории Франции. Ограничусь лишь замечанием, что прочитал его с удовольствием, что он написан простым и естественным языком и что, несмотря на все сказанное нашими мыслителями и нашими философами, кричащими о свободе, наше правительство является точно таким, каким его изобразил г-н Моро (Moreau)»[204]

. Жакоб Николя Моро (1717–1803), со взглядами которого соглашался Дюбрёль, был широко известным в дореволюционной Франции защитником монархической традиции и последовательным критиком просветительской философии.

Глубокая религиозность отличала и друга семьи Ромма – Гаспара Антуана Болатона (Beaulaton), который был для Жильбера и старшим товарищем, и, в некотором роде, покровителем. Болатон родился в 1724 г. в Риоме[205]. В 1740 г., после пяти лет учебы в Ораторианском коллеже, он уехал в Париж изучать философию и теологию. Позднее Болатон занимал различные должности в Ораторианском ордене, в частности преподавал теологию в Риоме (1751–1754, 1761–1766), когда, возможно, и познакомился с Роммом. В 1770 г. Болатон оставил преподавание и занял место каноника, что позволяло ему уделять гораздо больше времени своему любимому занятию – литературе. В течение нескольких лет он трудился над стихотворным переводом «Потерянного рая» Мильтона, вышедшим в свет уже в период пребывания Ромма в России. Сочинение английского поэта привлекло к себе Болатона и своим изысканным стилем, большим ценителем которого он был, и горячим религиозным энтузиазмом, в полной мере разделяемым им самим[206]

. Как и остальные друзья Ромма, Болатон читал полуподпольное издание янсенистов Nouvelles ecclésiastiqaues[207]

. Во второй половине 1780-х годов он работал над сочинением «Монолог, или Беседа о Боге, природе и людях», но так его и не окончил.

Доктор Антуан Буара (Boirat), еще один близкий друг Ромма, также был глубоко верующим человеком и противником «новой философии». Буара родился в Риоме приблизительно в 1723 г.[208] Получив медицинское образование в Монпелье, он вернулся на родину в 1749 г. Практикующий врач, он интересовался также теоретическими вопросами науки, выписывал Journal de médecine

, состоял в переписке с известнейшим парижским врачом Ф. Вик д’Азиром (Vicq d’Azyr)[209], а после создания в 1776 г. Королевского общества медицины (Société royale de Médecine) стал его членом-корреспондентом.

При этом увлечение естественными науками Буара вполне гармонично сочетал с религиозной верой. Помимо научной литературы он, как и Болатон, постоянно читал янсенистские Nouvelles ecclésiastiques, а в своих письмах рассуждал о вере с красноречием и пылом проповедника. Вот, например, какие наставления получил от него Ж. Ромм после того, как сообщил из Парижа о завязавшемся знакомстве со столичными учеными: «Никоим образом не доверяйте людям, но только Богу, и пусть прежде всего благочестие всегда будет предметом Ваших штудий и Ваших устремлений»[210].