Жилец. Смерть играет

Такси медленно пробиралось сквозь густой поток транспорта. Уже наступили предвечерние зимние сумерки, и уличные фонари, только что зажженные, отбрасывали неровный свет лишь на угол, в котором сидел Харпер. Маллет смотрел на него с любопытством. Поза молодого человека выдавала опытному глазу его напряженность, как будто он заставлял себя выглядеть непринужденно — не слишком успешно. Харпер достаточно вольготно запрокинул голову на спинку сиденья, развязно закинул ногу на ногу, но в то же время внимательный наблюдатель приметил бы в его теле какое-то оцепенение, свидетельствующее, что мышцы напряжены от усилия ничего не предпринимать, нервы протестуют против испытания, которому их подвергли. Тем не менее инспектор тщетно выискивал какие-то признаки острого испуга, который настолько явно вызвала их неожиданна? — встреча в Брайтоне. Тогда Харпер был напуган, почти охвачен ужасом, сейчас — обеспокоен, возможно, нервничал, но не более того. Здесь таилась загадка, которую Маллет вознамерился незамедлительно разгадать.

— В последний раз, когда я вас видел, — начал он, — вы, похоже, неплохо проводили время.

— Неплохо проводил время? — отозвался Харпер с явным удивлением. По-моему, было бы довольно странно так это называть.

— Не вижу в этом ничего странного, — ответил Маллет. — Именно так я и представляю себе хорошее времяпровождение в вашем возрасте, и большинство людей тоже.

— Очевидно, у людей бывают разные представления о хорошем времяпровождении. Лично я нахожу случившееся в высшей степени неприятным опытом, и, по-моему, еще в то время ясно дал это понять.

— Нет, черт возьми, не дали! — воскликнул Маллет, раздраженный столь нелепым отпирательством. — Если мне когда-то и доводилось видеть веселящуюся молодую пару…

— Ей-богу, инспектор, — перебил его Харпер, — .- по-моему, мы толкуем о разных вещах. Теперь до меня начинает доходить — вы упомянули о последнем разе, когда видели меня. Строго говоря, я понятия не имею, когда это было. Как детектив, вы можете, насколько я знаю, регулярно видеть людей, оставаясь для них незаметным. Я могу говорить лишь о том последнем разе, когда видел вас, а это было на дознании.

Такси проехало некоторое расстояние, прежде чем Маллет нашелся что ответить на это из ряда вон выходящее заявление.

— Так вы станете отрицать, что были в отеле «Ривьера», в Брайтоне, вечером после судебного расследования? — сурово спросил он.

— Конечно нет. С чего бы я стал это делать?

— А что вы видели меня там — в промежутке между двумя танцами — и, увидев меня, выказали все признаки удивления и испуга, и… — он выдержал паузу, для большей выразительности, — и виновности?

Поведение Харпера совершенно изменилось. Начисто отказавшись от своего настороженного и подозрительного поведения, теперь он наклонился вперед и заговорил с видом совершеннейшей искренности:

— Послушайте, сэр, я абсолютно не понимаю, к чему вы ведете. Да, я был в отеле в тот вечер. Танцевал. И получал от этого величайшее наслаждение. А что касается испуга или вины, то я никогда в своей жизни их не испытывал ни в меньшей степени. Вы говорите, что видели меня. Так вот, поверьте моему слову — я вас не видел. А теперь не будете ли вы так любезны рассказать мне, что все это значит?

— И все-таки вы видели меня, — настаивал Маллет. — Я стоял в нескольких ярдах от вас — по сути дела, прямо у вас за спиной.

— Что, конечно, объясняет, почему я вас не видел.

— Вы смотрелись в зеркало, чтобы завязать галстук-«бабочку». В тот момент вы и увидели меня, и взгляд у вас был, как я уже говорил, испуганный, виноватый.

— Смотрелся в зеркало, чтобы завязать галстук-«бабочку»?.. — Молодой человек задумался на какой-то момент. — Боже мой, так, значит, дело в этом?

— Ага, сейчас вы вспомнили?

— Конечно, вспомнил, но только не то, что видел вас. Конечно, я мог видеть, но ваше лицо не произвело на меня совершенно никакого впечатления.

— Тогда чего же было бояться?

— Я испугался, — сдержанно проговорил Харпер, — самого себя.

— Что?

— Я имею в виду, своего вида. Этот галстук-«бабочка». Разве вы не помните, инспектор, в тот день, когда мы нашли его там, на Дейлсфорд-Гарденз, я отпустил замечание по поводу его галстука: мол, какая это уродливая вещь и как он скверно завязан? Так вот, посмотрев на себя в зеркало, я испытал настоящее потрясение. Мой галстук выглядел точно так же. Это внезапно воскресило все в моей памяти — то ужасное распухшее лицо и его высунутый язык в уголке рта!

Маллет рассмеялся.

— Так вот почему у вас был такой испуганный вид! — Он хмыкнул. — Так-так! Я всегда говорил, что вы знаете об этом деле что-то такое, чего не знаем мы! От скольких хлопот вы могли нас избавить!

— Хлопот? Уж не хотите ли вы сказать, что эта история с галстуком представляла какую-то важность?

— Это едва ли не самая важная вещь во всем деле.

— Не понимаю. Пожалуйста, расскажите мне.

Маллет нисколько не возражал. Теперь это была мелочь. Он испытал облегчение, обнаружив, что этот симпатичный молодой парень свободен от подозрений, и успех развязал ему язык.