Жили-были…

Конечно, никто никого из родственников не искал для вручения извещения. Сын дедушки, Михаил, погиб ещё во время войны, в 1943 г., где-то под Ульяновском, а его-то как раз и решили разыскивать, как самого младшего из детей мужского пола. Найти второго сына, Ивана, труда не представляло, для этого достаточно было обратиться к оставшимся в 1990 году жителям деревни Красный Куст, и даже в село Львово, где он родился. Сложнее с дочерью, Серафимой Васильевной, ставшей после замужества Незнановой. Но и это можно было сделать, поскольку Незнановы — жители деревни Красный Куст, да они и проживали ещё в это время в этой деревне. Даже спросив Чекалиных — можно было легко выйти на Незнановых. Может быть, случилось это из-за того, что дедушка забыл сказать на следствии, что у него есть и ещё сын Иван. Может быть. Но я сомневаюсь, что и в этом случае стали бы искать какого-то Ивана. Да и для чего? Да и год-то, вспомним какой, 1990-й, своих государственных проблем целая куча, а тут какие-то реабилитированные, абсолютное большинство из которых уже умерли. В августе следующего года был известный путч, ГКЧП. Конечно, не до ушедших, напрасно пострадавших.

Но одно дело — закон, а другое дело — бытие, которое определяет сознание. Правда, из этого не понятно, что что определяет. То ли бытие сознание, то ли наоборот. Читается как фраза из «Приключений Буратино»: «А роза упала на лапу Азора». Так вот, что что определяло в 1990 г., когда реабилитировали дедушку, и в последующие годы, мы себе представляем. Не до них, давно умерших. Тут тебе и разгар «перестройки», начавшейся в 1985 году, и ГКЧП 1991 года, и свержение с трона всесильной КПСС, и распад СССР, и приватизация, и прочее другое, что определялось сознанием или наоборот, чем определялось сознание. Шагай галсами, как во фразе про розу и Азора. Но были в стране нашей времена, когда Закон неукоснительно соблюдался. Массовым тиражом. Когда за карман зерна для голодных детей давали по пять-семь лет. А вернёшься, если останешься жив. Это сейчас за украденные миллионы и миллиарды рублей и народного добра, отнюдь не для голодных детей, а именно у них, голодных, немножко пожурят на суде, с извинениями, что очень уж сильно пожурили. Раньше за украденные копейки сидели миллионы, а теперь — за украденные миллионы заводят копеечные дела. Потому что «бытие определяет сознание» читается туда и сюда. Каждый в свою сторону и читает.

Назначенный срок дедушка отбывал где-то на Дальнем Востоке, на строительстве железной дороги. Делали вручную насыпи, выемки, прорубали тоннели в горах. Был холод и голод, непосильный труд от тёмной утренней зари до тёмной вечерней зари. Когда строили тоннели, то часто на ночь не уводили в зону, а оставляли тут же, в тоннеле, независимо от погоды. На утро оставшиеся в живых продолжали прорубать тоннель, а мёртвых закапывали неподалёку. Однажды дедушка настолько обессилел, что не мог идти с места работы в зону. По дороге он упал. К нему подошли два конвоира. Один из них нацелил винтовку на дедушку и говорит:

— Пристрелить надо, а то убежит.

А второй ему:

— Да что его пристреливать. Он уже готов, смотри, и так не жилец. Патрон-то на него расходовать. Пошли.

Но дедушка оказался жилец. Отлежался, ночью пришёл в лагерь. Потом его, можно сказать, спасли. Пристроили к лошадям. Обращаться с лошадьми дедушка умел, в своём хозяйстве раньше лошади были, да и в колхозе, на земле, как же было без лошадей. Животных этих кормили в человеческом тюремном лагере хорошо, иначе они такой тяжелой работы не выдержат. Людей не кормили, а недостаток в них время от времени пополнялся новыми «врагами народа». С лошадьми в смысле пополнения было сложнее. Вот дедушке и удавалось подкармливаться кормом для лошадей — овсом.