Жили-были…

У нас была гармошка, «хромка». Заработал на неё брат Миша, устроившись летом в нашем совхозном отделении наездником на лошади при подтаскивании волокуш соломы для стогования. Получил деньги. В это время у нас оказался каталог товаров, которые можно было заказать по почте. Тогда, при Н.С.Хрущёве, вошла в моду рассылка по деревням таких каталогов. Вот так и заказали гармошку «хромку». Получили эту посылку, в которой вместе с гармошкой был и самоучитель. Мы с братом что-то пиликали на ней. Но ни тогда, ни до сих пор так и не научились пиликать сколь-нибудь вразумительно. Ни он, ни я. У брата с музыкальным слухом были нелады. А у меня хоть и есть какой-никакой музыкальный слух, но тоже нелады, а главное — нет таланта к игре. Одновременно я не могу пальцами разных моих рук перебирать клавиши с двух сторон гармошки. В конце концов, пальцы начинают все действовать одинаково, как на голосах, правой рукой. А вот мой и Мишин друг, Саша Незнанов, практически сразу стал играть на этой гармошке. Да как ловко у него это получалось!

Как, впрочем, потом оказалось, что то же самое было и с приезжавшим дедушкой. У него тоже с музыкальным слухом были непорядки. Это, вероятно, для мужчин нашего рода, со стороны Чекалиных и Барановых, врождённое. Никого не знаю, кто бы что соображал по музыке. Я даже не говорю, что на чём-то сыграть, мы все, я имею в виду только мужской пол Чекалиных-Барановых, и спеть-то не мастаки. Да и из женщин-то, кто на памяти, я кроме тёти Тони, сестры отца, пожалуй, и не назову. Тётя Тоня была весёлая, плясунья, хороший организатор компаний. Я думаю, что в этом она пошла в свою тётю, сестру дедушки Васи, Марию Васильевну, которая была «сходатой» (свахой) во время дедушкиного сватовства. Ничего не скажу, но за праздничным столом у Чекалиных, в Серебряно-Прудских местах, очень много пели и плясали. Помогала тут чаще всего жена дяди Пети, Фаина (Фёкла) Ивановна. Добавили много такого же родня по линии жены брата Миши, которые прибыли сюда из Белоруссии. Словом, песни у нас пели все, кому не лень, а наша родня — только на подхвате, но с большим удовольствием. Поэтому и понравилась потом Марина, которая очень любит петь и хорошо поёт. Бабушка Вера, помню, прямо обмирала от её пения. Особенно от песни «Ой, мороз, мороз!» Бабушка говорила, что прямо мороз по коже от этой песни…

Но возвращусь к дедушке с гармошкой. Дедушка-то у меня был один, Василий. Которого помню. Второго дедушку я тогда и не знал, потому что не видел никогда (он, дедушка Серёжа, отец мамы, погиб на войне в середине февраля 1945 года). Но тот дедушка, которого я знал, умер, в 1958 году, словом, совсем недавно по сравнению с 1962 годом. Я не мог понять, как это получилось, а уж большой был, сам-то, почти тринадцать лет. Вот, лес тёмный! А больше-то о нём, о дедушке, ничего не сказали, дальше о нём — тишина. И уже попозже сказали, что это был дедушка Петя, бабушкин брат, бабушки Веры. Но бабушкиных братьев я всех знал по именам, о них часто говорили: Степан, Прокофий, Осип. К приезду «дедушки» Осип уже умер, в начале зимы (первых месяцев) 1962 г. Да и письма я тогда писал за бабушку, в перечислениях имён Петра никогда не было. Все её братья жили в деревне Петровская. И что-то прояснилось уже совсем через большое время, после 1965 года, когда семья наша переехала в Московскую область, как раз в ту деревню, Яковлевское, Серебряно-Прудского района, где и жил тот самый дедушка. Правда, жил он в деревне рядом, в Шишково, через мост. Но это так рядом, что можно считать, что деревня одна. Как у нас, в Тамбовской, Красный Куст и Свободный Труд, или Верблюдовка и Путь Правды. Звали мы его не дедушкой, а дядей Петей, хотя дядей был он моему отцу, поскольку бабушке был родным братом…