Жили-были…

Когда мне приходилось бывать в Серебряных Прудах, то я обязательно заходил и к дяде Пете с тётей Фаиной. В один из таких заходов дядя Петя был один дома. Сели за стол, на столе кастрюля с чем-то мясным, солёные огурцы, квашеная капуста, бутылка с «мягкой» самогонкой. Дядя Петя сказал, что он сейчас угостит меня тем, что я никогда не ел. Действительно, никогда не ел, поскольку это были голуби, которых он отлавливал во дворе. А потом он долго рассказывал мне о своей жизни, с самого времени раскулачивания и до сегодняшнего. Родители-то об этом знали, но для других всё держалось в секрете. Сам решил рассказать, то это уже его дело…

Отец рассказывал, что однажды они с дядей Петей сидят, выпивают. Дядя Петя и говорит:

— Иван, я тут слышал, что каждые сто грамм водки сокращают жизнь на три дня? Ты слышал? А я вот подумал, эх, да пусть я поживу поменьше, но лучше уж выпью!

Полагаю, что он не был трусом в своей жизни. Когда он в 1984 г. заболел, то почувствовал, что может оказаться обузой для детей, а больше — для Фаины Ивановны. Решил избавить её от этого, но не получилось, Фаина Ивановна вовремя возвратилась с работы. Она его как следует отругала за это. В другой раз у него всё получилось, как ему и хотелось.

На похоронах было много народа. За одним столом не поместились, только в два приёма. На кладбище сначала несли гроб на руках. Мы с Мишей шли в головах. Прошли мост через реку Осётр, а потом на машине — до кладбища.

Не так всё просто получилось и с кладбищем. В кузове машины сидел на табуретке уже изрядно подпивший серебрянопрудский мужик. Он выбрасывал время от времени на дорогу хвойные веточки. Подъехали к кладбищу, сняли гроб. На краю в кузове остался на табуретке тот самый мужик. Машина немного тронулась с места, чтобы дать народу окружить гроб с телом дяди Пети, а мужик тот кувырком с неё и свалился. Все прямо ахнули: ну, ещё один покойник! Но тот отряхнулся и, как ни в чём ни бывало, засмеялся. И всё тоже засмеялись, хоть и время было совсем не подходящее. Так и получилось, как дядя Петя говорил. Хочу, говорит, чтобы на моих похоронах гармошка играла, пели песни и плясали. Песен не было, не плясали, и гармошка не играла, но, всё-таки, посмеялись…

Примерно подобный «заказ» сделала своим детям тётя Катя Никулина. Никулины и их родственники Михайловы переехали в Яковлевское после нас. До этого жили они (два дома рядом) в Верблюдовке, после нашего Красного Куста следующий порядок домов, как продолжение нашей деревни. И в Яковлевском они построились тоже рядом. Тётя Катя работала птичницей. Ещё раньше, в Верблюдовке, её сагитировали вступить в КПСС. Она так и сделала. Так вот, она своим детям заказала, чтобы гроб из дома на кладбище выносили под полонез Огинского. Это она сказала и нам, когда мы с мамой и Мариной заехали повидаться с Никулиными (мама в это время жила Узуново, а папу уже похоронили). Дети её немного перестроили «заказ»: включили заказанную музыку, но за поминальным столом…

Если выезжать из Серебряных Прудов через мост по Каширке, то недалеко, по правой руке, будет кладбище, где похоронен под чужой фамилией, счастливый или несчастливый, ему самому и решать было, Баранов Иван Иванович, с чужой датой рождения (1908 г.), но с собственной (1985 г.) — своей смерти. Но Баранов Иван Иванович — это для нас, а для других записано, что здесь упокоился Счастливый Пётр Селивёрстович. Рядом с ним — его дочь, Ботащук Валентина Николаевна. Она не его дочь, но разницы они с Фаиной Ивановной между ними не делали, что Нелли, что Света, что Валя. На этом же кладбище, через 17 лет после него, в 2002 году, в марте месяце, 3-го числа, упокоилась и Фаина (Фёкла) Ивановна. Такая же Счастливая, как и он сам. Похоронена она в другой могиле, по той же стороне, но немного подальше.

Мы с Мариной в какое-то время проезжали мимо этого кладбища, зашли навестить наших бывших знакомых. Но нашли только могилу дяди Пети (с Валей), а могилу тёти Феши найти не смогли, хотя я раньше как-то на неё напал, но не запомнил, где она находится.

Светлой вам памяти!

Глава 9. Кудинов Сергей Егорович