Жили-были

— Вот именно, очень печально звучит! Поэтому я и предпочитаю дождаться, когда у тебя проснётся совесть, и ты позвонишь сам. По крайней мере, в такие моменты мне не нужно спрашивать: где ты. Раз вспомнил о матери, значит сидишь в тепле и уюте.

— Ну, позаимствованный кабинет я не назвал бы особо уютным, но в какой-то степени ты права.

Мария Алексеевна выдержала недолгую паузу, после чего спросила совсем другим тоном:

— У тебя всё хорошо?

— Даже лучше, — с готовностью отозвался Толя, и в свою очередь поинтересовался: — А у вас? Как Ольга, как девчонки?

— Всё в порядке. Оле новую работу предложили, с повышением, представляешь?

— Очень здорово. А девчонки, как школа? Две недели до каникул, наверное, терпенья не хватает.

— Не хватает, — согласилась Мария Алексеевна. — И до каникул две недели. Откуда ты знаешь?

Ефимов щёки надул и выдохнул.

— Да вот, знаю…

— Что с квартирой, квартиранты съехали?

— Да. Ремонт, конечно, надо сделать. Займусь, мам, вот прям завтра займусь.

— Надо решить, что делать с квартирой.

— Реши.

Мать помялась.

— Ты же знаешь, продавать её… неразумно.

— Мама, ты сюда всё равно не вернёшься.

— Но вот ты сейчас приехал, пригодилась, живёшь.

— Вообще-то, не живу.

— Не живёшь? А где ты живёшь? — В её голосе проскользнули подозрительные нотки, но тут же выдохнула. — Понятно, у Лики. И что… как?

Толя усмехнулся.

— От твоего тона у меня ухо отмёрзло.

— Пошути с матерью, пошути. Так что у тебя происходит? Расскажи мне в деталях, чтобы мне ещё на пару недель беспокойств хватило.

— В деталях, — повторил за ней Ефимов, волосы взъерошил. — Боюсь, в деталях, мама, ни у тебя, ни у меня нервов не хватит.

— Что случилось? — тут же переспросила она. Секундная тишина, Мария Алексеевна настороженно поинтересовалась: — Ты женишься?

Радости в её вопросе не ощущалось, но Толя всё же ответил честно:

— Я планирую. Скажи: наконец-то. — Мать молчала, и Толя понимающе ухмыльнулся. — Мама, выдохни, Лика здесь не при чём. С Ликой как-то не срослось.

Выдыхать Мария Алексеевна не торопилась. Молчала и ждала продолжения, и Толя знал, что ничего хорошего от него она услышать не планирует. И чтобы потянуть время, дать ей минуту-другую на обдумывание, пустился в пространные объяснения.

— Ты оказалась права, на счёт Лики. Не получилось у нас. Столько лет мечтаний, а в итоге какое-то недоразумение.

— Что же, и отпуск её не впечатлил?

— О, отпуск её как раз впечатлил. А вот меня куда меньше.

Мария Алексеевна рискнула усмехнуться.

— Что, небесная красота приелась?

— Скорее, характер, как-то он небесной красоте не соответствует. Кстати, это не повод смеяться, это весьма печально. Я был расстроен.

— Долго?

— Пару дней.

— Ну, это не смертельно, дорогой. Так что там про женитьбу твою?

— А вот это, мама, как раз интересно.

— Так ты серьёзно?

— На все сто. Правда, согласия ещё не получил, но я над этим работаю.

— Толя, ты меня поражаешь… Стоило вернуться в родной город, чтобы выбрать себе там жену.

— На самом деле стоило, мама. Куда раньше надо было это сделать.

— Сколько ей лет, как зовут?.. Блондинка?

От материнского тона, с примесью сарказма, Толя усмехнулся. Всё-таки мать — это мать, порой она говорила такое, что Толя искренне удивлялся тому, какие мелочи она о нём знает. Он считал, что это его тайна, а мать между делом давала ему понять, что в курсе. Его страстей, секретов, привычек и пристрастий.

— Ты удивишься, но нет, мама. Брюнетка.

Мария Алексеевна всё-таки удивилась.

— Правда? Вот это уже становится любопытно. Рассказывай.

— Да даже не знаю, как начать. Ты сидишь?

— А что?

— Сядь, — посоветовал он.

— Мне не нравится, когда ты так со мной разговариваешь. Но я села.

— Хорошо. Начнём с того, что ты с ней знакома. Это Саня.

— Саня? — Мария Алексеевна запнулась на мгновение. — То есть, Саша? Та девочка, что ходила к тебе математикой заниматься? Ликина сестра?

— Она не девочка, — осторожно заметил Толя. — Ей почти тридцать… сейчас. Но главная новость не в этом. Понимаешь, мам, так в жизни бывает, что ты делаешь что-то, тебе не кажется это особо важным, а выходит… по-другому. Только понимаешь это поздно.

— Толя, что ты плетёшь? Говори, как есть. Я и без того сижу.

Ефимов в тоске посмотрел за окно.

— Перед тем, как я в Москву уехал, у нас с Сашкой кое-что было.

— Что «кое-что»?

— Мама!.. — но, в конце концов, с откровенным намёком проговорил: — То самое.

— Ты соблазнил девочку?

— Мама, ей было девятнадцать! Хотя, да, она настолько не выглядела.

— И что? Ты в кои-то веки вспомнил о репутации девушки?

— Нет… — Неожиданно зачесался лоб, сильно. — Мам, у меня сын есть. Ему восемь.

В трубке повисла тишина, и Ефимов тоже молчал. Заставлял себя молчать, хотя очень хотелось поторопить мать, услышать, что она ему скажет, оценить реакцию…

— Боже мой, Толя, — наконец проговорила Мария Алексеевна дрогнувшим голосом. — Ты серьёзно?

— Да. Его зовут Митя. Ему восемь, — зачем-то повторил он, — он безумно похож на меня, такой же кудрявый, такой же непоседа, шумный, напористый. Только, кажется, нелюбовь к математике ему от матери передалась. — В трубке было тихо, и Толя осторожно переспросил: — Мам, ты как?