Жили-были

— Не буду, — пообещал Толя. Книгу положил на стол и снова вернулся к сыну, присел. Посмотрел на него. — Говорить тебе, что ты не прав, что так разговаривать нельзя, это плохо и мерзко… Это не будет честно, Митя. Читать мораль надо в том случае, если сам в подобном не замечен. И это точно делать не мне, мама очень хорошо это знает. Да и твои заверения в том, что ты больше так не будешь, слушать ни к чему. Мы оба знаем, что будешь, ведь так? — На сына взглянул, Митька увлеченно кусал нижнюю губу. — Вот-вот. Но, Митя, если я когда-нибудь услышу, что ты ругаешься в присутствии мамы, или бабушки, или любой другой женщины, я тебе язык намажу чем-то, что тебе по вкусу очень не понравится. Ты меня понял? — Митька губу закусил, но это не могло скрыть его улыбку. Толя его по носу щёлкнул. — Я серьёзно, не улыбайся. Если ты взрослый, тогда должен понимать, когда и в присутствии кого можно не выбирать выражения. Мы с тобой друг друга поняли?

Митя быстро закивал.

— Хорошо.

— Ты маме скажешь?

— Нет. Она точно потребует от тебя клятвы на крови, что ты больше никогда и ни за что так говорить не будешь. А маму обманывать нельзя. А теперь спи. — Он наклонился и сына в лоб поцеловал.

Всё-таки отцом порой быть не просто. Столько слов подбирать приходится.

16

Митя пришёл к ним под утро. Ефимов, спросонья, далеко не сразу понял, в чём дело, только почувствовал, что Саша торопливо выбралась из-под его руки, что-то зашептала, а потом рядом с кроватью торшер зажёгся.

— Тебе сон плохой приснился? — услышал он Сашкин голос, и глаза открыл. Потом потёр их, потому что никак не получалось сфокусировать взгляд на сыне, который стоял перед их постелью, и выглядел мрачным и несчастным. А Саша лоб его трогала.

— Что случилось? — спросил он.

— У него температура.

— Отлично, — пробормотал Толя, не в силах так сразу скинуть с себя сон, — набегался без куртки.

Митька на это лишь вздохнул, а как только мать поднялась, лёг на её место и забрался под одеяло. Толя же проводил Сашу взглядом, а когда она из комнаты вышла, на сына посмотрел. Пригладил его волосы, потом обнял мальчика и прижал того к себе. Митька заметно трясся, и его было жалко. Сильно и отчаянно. Незнакомо, и оттого ещё более отчаянно.

Толя погладил сына.

— Мить, что у тебя болит?

Мальчик повозился под одеялом, потом нос наружу высунул.

— Горло. И голова.

— И ноги, — подсказал Ефимов. — Потому что бегал раздетый долго и упорно.

Митька сделал слабую попытку его ногой пихнуть.

— Ну, пап. — Голос звучал вяло и совсем не возмущённо.

Толя больше ничего говорить не стал, снова его погладил, а другой рукой голову подпёр. А вернувшуюся Сашу встретил ясным взглядом окончательно проснувшегося человека. Да и она сонной уже совсем не выглядела. Присела на постель со своей стороны, сунула Митьке под мышку градусник для начала, затем привычно и аккуратно налила в пластиковую ложку лекарство из бутылочки. В комнате запахло клубникой. Заставила сына вылезти из-под одеяла.

— Рот открывай.

Митька сморщился, но рот открыл. Зато зажмурился. А как только лекарство проглотил, тут же нырнул под одеяло, на этот раз поближе к отцу. Ефимов был горячим и большим, и трясущемуся в температуре ребёнку рядом с ним было весьма комфортно. Саша тоже сына погладила, через одеяло, а Толе негромко сказала:

— Когда у него температура, ему снятся кошмары. И он всегда ко мне приходит.

Ефимов едва заметно усмехнулся.

— Это мило.

Саше его слова почему-то показались, хоть лёгкой, но всё-таки насмешкой, и она ткнула пальцем Толю в лоб. Он неслышно рассмеялся.

Минут через десять, отложив в сторону градусник, наконец, улеглись. Часы показывали четыре утра, за окном темно, в доме тишина, но самое главное, что Митька перестал трястись. Свернулся клубком между ними и заснул. Толя даже шевельнуться боялся, не желая его будить. Только руку к Саше протянул. Знал, что она прижала к себе сына, даже в темноте, не видя, знал, что она очень осторожно пригладила его волосы и поцеловала в макушку. И всё это казалось безумно важным, и будило в душе странное томление. Но, возможно, сказывался стресс от внезапного пробуждения среди ночи, в такой ситуации мысли и чувства путались, особенно, когда выяснялось, что его ребёнок заболел. Это было для Толи в новинку. Митька, с его неуёмной энергией и с отменным, как казалось, здоровьем, вдруг затемпературил, как обычный ребёнок. Теперь Ефимов знал, что и с Митей такое может случиться, в любой момент. И наблюдать за Сашей сейчас тоже было необычно. Сразу становилось понятно, насколько она сына любит. Толя и раньше видел, как Саша на Митю смотрит, как обнимает его, целует, грозит пальцем за мелкие шалости, но чаще смеётся над его шутками и милыми глупостями. А вот сейчас попросту сжала его в своих объятиях, будто боялась, что его кто-то отнимет, или защищая, от болезни.

Ефимов руку на её подушку протянул, погладил её по волосам.

— Сашка, — очень тихо проговорил он.

Саша вздохнула, голову приподняла, а потом опустила её, прямо Толе на руку. Он улыбнулся в темноте.

— Спи, — едва слышно отозвалась она. — Митя уснул.

— Да.