Жили-были

Саша сделала осторожный вдох. По-прежнему спиной к нему стояла и мяла в руках Митькину рубашку.

— Конечно, не соглашусь.

— А могла бы, — заметил Ефимов негромко и с намёком на серьёзное сожаление по этому поводу.

— Ты на самом деле думаешь, что всё так просто? — Она повернулась к нему. — Ты узнал, что у тебя есть сын, и это значит, что ты обязан на мне жениться?

— Нет, я так не думаю. В смысле, не обязан. Но я почему-то хочу.

— Почему-то? Интересно, почему, — Саша сердито хмыкнула.

— Наверное, потому, что это ты.

— Комплимент?

Он поморщился.

— Не цепляйся к каждому слову. Не комплимент. Но… я не знаю, что сказать. Точнее, я не знаю, как мне выразить то, что чувствую. Чтобы ты поняла и не запустила мне что-нибудь в голову.

— Ты прав, очень этого хочется, — не стала Саша возражать.

Ефимов с готовностью поддакнул.

— Я не сомневаюсь. — Он прошёл и присел на Митькину кровать, на Сашу снизу вверх взглянул. — Я тебе совсем не нужен?

Вопрос и прозвучал по-дурацки, и сам по себе был дурацким. Саша глаза закатила, сделала попытку от Толи отвернуться, хотя внутри всё огнём заполыхало, даже во рту пересохло. Но отойти он ей возможности не дал, рука легла на её талию и решительно придвинула ближе.

— Малыш, посмотри на меня.

Саша по наглой руке его стукнула.

— Не хочу я на тебя смотреть. Чего я в тебе не видела?

— Десять лет почти прошло. Я мог измениться.

Саша глаза к его лицу опустила.

— Правда? И изменился?

Ефимов понимающе усмехнулся.

— Хотелось бы верить.

— И ты предлагаешь мне это проверить?

— Да. Дай мне шанс.

— На что, Толя?! На два-три месяца жизни в этой квартире?

— Тебя это беспокоит? Что я уеду? Сань, у нас сын. Куда я денусь?

— Денешься?

Он в досаде зажмурился.

— Это не то слово, я не то имел в виду. Я и не хочу деваться. Только позволь мне…

Саша разглядывала его, видела, что Толя хмурится, и взгляд обеспокоенный. Потом его руки на её талии ожили, и он принялся её гладить, по бокам, осторожно, боясь спугнуть.

— Малыш, ты же знаешь, я не умею прощения просить. Я всё время говорю что-то не то, но я очень хочу… Тебя хочу, Сань. Я сглупил когда-то, сильно сглупил, а как увидел тебя на встрече… Я думать больше ни о чём не могу.

Это подозрительно смахивало на признание… в чём-то. В любви? О, таких слов дождаться от Ефимова — дело немыслимое, да и Саша не поверила бы. С какой стати ему любить её? Они не виделись девять лет. Вот «хочу» звучит куда достовернее, в это она ещё готова поверить. Вопрос в другом: променяет ли она «люблю», пусть и призрачное, на «хочу»?

Да ещё руки его отвлекали. Скользили по её телу, по спине и животу. Всё это было непривычно, и оттого ещё сильнее волновало. И сбивало с мысли. В какой-то момент дыхание пропало и захотелось нервно сглотнуть. От Толиных прикосновений по телу расходилось тепло, которое грозило очень быстро перерасти в жар. И чтобы как-то это остановить, нужно было самого Ефимова остановить, что-то ему сказать.

— Я видела, — проговорила Саша, глядя не на него, а в сторону.

— Что? — Толя придвинулся к ней, прижался щекой к её животу.

— Как ты не мог ни о чём думать.

Ефимов замер, даже руки на её теле остановились, но ненадолго. Следом Толя каяться начал.

— Я дурак, Сань.

— Знаю.

— Как уверенно прозвучало, — то ли посмеялся, то ли всерьёз расстроился Ефимов.

Саша отвела его руки от себя. Ещё постояла рядом, раздумывая над тем, что сказать. Потом головой покачала.

— Я не буду играть с тобой в семью, — отказалась она. — Я знаю, к чему это ведёт, слишком хорошо знаю.

— Ты о Лике?

Саша даже рукой взмахнула, услышав имя сестры, так запросто слетевшее с его языка. Это был непроизвольный жест, рука сама поднялась, это было глубокое внутренне возмущение.

— Не хочу об этом говорить, — предупредила она его.

Ефимов поднялся, за плечи её взял.

— А давай всё-таки поговорим. — Попытался взгляд её поймать. — Саш, хочешь, я на колени встану? Без всякого пафоса, в грудь себя бить не буду, и даже не стану просить прощения, понимаю, что бесполезно. Но, правда… всё. Хочешь, я даже имени её никогда не произнесу. Это такая глупость была, наваждение, которого я сам уже не понимаю. Молодость, дурость… Саня, пожалуйста, дай мне шанс, всего один. — Он коснулся пальцем её подбородка, но Саша увернулась от его прикосновения. Смотрела за окно, а все силы уходили на то, чтобы как-то слёзы сдержать. — Давай попробуем, ради Митьки, — продолжал он. — И ради нас с тобой. Малыш, я ради тебя и сына всё сделаю. Я ждать буду столько, сколько понадобится. — Он голову опустил, прижался лбом к её лбу, потёрся так, что обоим больно стало. И когда Саша от этой самой боли поморщилась, он улыбнулся. — Ты ведь не станешь мучить меня год?

Саша, наконец, смогла вздохнуть. Получилось судорожно и со всхлипом, и тогда она глаза закрыла, чтобы взглядом с Ефимовым не встретиться.

— Мне нужно подумать, Толя.

— Подумай, — согласился он. — Но Митьке нужен отец, мы с тобой это понимаем, и не спорь. И я не хочу, как ты говорила, звонить раз в неделю сыну и приезжать раз в месяц. Я хочу его воспитывать, я и так слишком многое пропустил. Никогда не прощу себе.