Жили два друга

И они очутились в одноэтажном белокаменном здании районной поликлиники, все кабинеты которой в тот день были заняты врачами из горвоенкомата. Поликлиника была заставлена аппаратами, которых не было раньше в этом мирно дремавшем на солнце здании: и огромный металлический бак, в который надо было дуть изо всех сил, и неудобное, стремительно вертящееся кресло, и какие-то особые таблички для проверки зрения. Были врачи малоразговорчивыми и строгими. Жесткими пальцами они ощупывали и простукивали кандидатов в летчики, безжалостно вертели их на противном кресле, после чего у некоторых под ногами шатался пол, заставляли крутиться на турнике, а потом спрыгивать на землю и приседать с закрытыми глазами...

К вечеру усталые и даже чуть осунувшиеся от пережитого Николка и Петя зашли к Вене Воробьеву и доложили, что медкомиссию полностью прошли.

- Вот и хорошо, - одобрил секретарь райкома. - А теперь приходите завтра к двенадцати дня, все и определится.

Ребята озадаченно переглянулись.

- Дык как же, - растерянно пробормотал сразу утративший бойкость Петька. - Мы же из Касьяновки.

А здесь ни родных, ни знакомых. И возвратиться к ночи обещали.

Веня Воробьев был добрым парнем и к тому же все вонял сразу. Смуглая рука комсомольского вожака несколько раз покрутила телефонный диск.

- Здравствуйте, Павел Артамонович. Хочу доложить, что все мои комсомольцы прошли медкомиссию.

Завтра в двенадцать будут у вас в кабинете. Вот только не знаю, что делать с двумя. Они из Касьяновки, из колхоза "Красный луч". Нельзя ли с ними решить сегодня?

- Гм... Ну дадпо, пусть зайдут, - последовал ответ.

Когда вместе с оробевшим и притихшим Петькой Жуковым Николка проник в просторный кабинет, он не без удивления увидел за большим письменным столом их предрайисполкома Павла Артамоновича Долина. Его он много раз видел на колхозных полевых станах и во время сева, и на уборочной, видел и в сельсовете и в школе. Даже домой к ним Долин заходил два раза и о чем-то долго разговаривал с матерью. Но сейчас он показался вдруг Николке очень строгим и неприступным.

Был Павел Артамонович в синей гимнастерке, туго перепоясанной тонким кавказским ремешком с блестящими насечками. На груди, как и всегда, два боевых ордена Красного Знамени. Он ими очень гордился, потому что получил их за работу в ВЧК, когда выполнял задания чуть ли не самого Дзержинского. У Павла Артамоновича широкое спокойное лицо с немного насмешливыми, но добрыми и вовсе не подозрительными глазами, так что не сразу поверишь, что этот человек выслеживал шпионов, допрашивал деникинских полковников, стрелял в убегавших бандитов. Правая щека изуродована длинным рубцом, слегка скошена челюсть. Это в девятнадцатом отмахнулся от него шашкой один из врангелевских адъютантов, да неудачно, потому что секунду спустя пуля из маузера, вскинутого Долиным, успокоила белогвардейца навек...

Павел Артамонович вышел из-за стола. Хромовые сапоги издали легкий скрип. Чуть прищурившись, он посмотрел на ребят, нерешительно тискавших в руках фуражки.

- Так что же, садитесь, в ногах правды нет, - прогудел председательский басок. - Жуков - это ты? - ткнул Долин пальцем в Петра.

Тот удивленно вздрогнул, чуть даже не спросил, откуда, мол, знаете, да увидел на столе длинный белый листок с прикрепленной к нему в верхнем уголке фотографией и смолчал. Николка уместился рядом, накрыл:

загоревшими ладонями латаные коленки и сердито посмотрел на товарища. Ну и брехло же Петька. Врал, врал, что отбирать в летчики майор или подполковник приехал, а на поверку оказалось, что самый главчый в этом деле их предрика. Тем временем Павел Артамонович задал Петьке несколько вопросов о родителях, о школьных отметках. Когда предрика спросил, почему тот решил идти только в летчики. Петька закипятился, ладонью стукнул себя в грудь:

- Как почему, товарищ Долин? Я парень риоковый, из меня знаете какой летчик получится! Когда выучусь, такой "мимельман" сделаю!

- Не "мимельман", а "иммельман", - усмешливо поправил Долин. - Ну ладно, Петр Жуков. Теперь ожидай решения.

- Здесь? - нелепо переспросил Петька, но Долин покачал головой:

- Дома. По почте получишь.

Петька покинул кабинет, а Долин подошел к Николке, положил ему на плечи тяжелые ладони. И не только положил, сильно как-то придавил его к стулу.

- Да-а, вырос ты, Николка, - проговорил он медленно, - так вытянулся, что я бы на улице тебя уже и не признал. Помню, как ты, белоголовый, на току бегал.

И всегда капля под носом: и зимой и летом, что называется. - Он выпрямился и отошел к распахнутому окцу. Остановился у подоконника спиной к парнишке. - Мать-то не обижаешь?

- Не, что вы, - протянул Николка.

- Смотри, она у тебя хорошая.

- Мне это лучше знать.

Долин ревко обернулся, смерил удивленным взглядом Николку.

- Ишь ты, за словом в карман не полез-зшь. - И рассмеялся. А глаза строго и ощупывающе смотрели в лицо Николке. "Небось на допросах он так и на арестованных смотрел, чтобы правду выпытать. Вишь, как сразу лицо изменилось", - подумал Николка, но не отвел взгляда. Долину понравилась эта минутная борьба.