Жёсткая ротация

И как раз нацболы (и о нацболах) пишут сегодня в формате художественной литературы интереснее и свежее всего. (Подробно я рассмотрел этот вопрос в статье «Нацболь».) Нацбольская — и по партийной принадлежности авторов (начиная с Захара Прилепина), и по духу — проза завоёвывает одни литературные позиции за другими, проповедуя прежде всего жертвенность как выход из личного тупика и кровавое насилие как выход из тупика общественного. Правда, идёт ли подготовка к всамделишному восстанию, или же имеет место очередное его замещение, я на данный момент судить не возьмусь. Конечно же, в той или иной мере происходит и то и другое — но вот какая тенденция возобладает?

2006

Между Трегубовой и Ходорковским

Признанный политический бестселлер минувшей осени — «Байки кремлёвского диггера» кремлёвской журналистки Елены Трегубовой. Признанный политический бестселлер заканчивающейся весны — «Избранные друзья из переписки с местами» лефортовского сидельца Михаила Ходорковского. Книга Марии Арбатовой «Как я честно пыталась попасть в Думу» (издательство «Эксмо») вышла зимой и осталась практически незамеченной. Меж тем о теории и практике отечественного либерализма у писательницы Арбатовой сказано убедительнее, чем у Ходорковского, а портреты «вождей» вышли колоритнее, чем у Трегубовой. Чего стоит хотя бы собирательный образ эспээсовского семейства! Анатолий Чубайс — «папа». Он поздно (и редко) приходит домой с работы; приходит злой и усталый; ему надо подать чай и тапочки и встать перед ним навытяжку, потому что он всех кормит.

Егор Гайдар — «мама». Обрюзгшая, постаревшая, неряшливая, совершенно беспомощная. Но умеющая чуть что устроить скандал, визгливым голосом заорав: «Я вас всех породила!»

Борис Немцов и Ирина Хакамада — «детки». Слишком яркие и красивые для того, чтобы появиться у таких «папы» с «мамой», и поэтому изредка им дерзящие. С тем чтобы тут же попросить прощения.

Сергей Кириенко — «приёмыш». Из кожи вон лезущий в стремлении доказать, что он заслуживает любви ничуть не меньше «родных детей». А может, и больше. Но против генетики не попрёшь. Саму себя, пошедшую было во власть в 1999 году и либеральной компашкой нагло преданную (чему, собственно, и посвящена книга), Арбатова «прописывает» в «семействе» следующим образом: «папа» невзлюбил её, подозревая, что она не его «дочь», а «мама» — потому что «дочь» отказывалась мыть ей ноги и, главное, пить грязную воду. А «мама» это обожает — и кормит на «папины» деньги только тех, кто соглашается. Ситуация усугубляется тем, что мой второй бывший муж (Арбатова) политолог Олег Вите работает на «папу» с «мамой» — и по итогам почти победоносной, вопреки всему, избирательной кампании многолетний счастливый брак рушится. Но Мария Арбатова не унывает.

Начинала Арбатова секретаршей в Московском союзе писателей («Ничего не умеет, кроме кофе и минета», — сказано в книге по другому поводу) — и здоровую ненависть к литературным кругам, да и к творческой интеллигенции в целом, сохранила, разумеется, навсегда. Писала повести и пьесы, подвизалась на телевидении экспертом в передаче «Я сама». Прославилась сильной автобиографической книгой «Мне сорок лет», сочинила вдогонку ещё пяток, адресованных прежде всего женской аудитории. Научила женщин не столько говорить, сколько качать права — по преимуществу на собственном примере. Считает себя умницей, красавицей, отличной любовницей, женой, матерью, литературным талантищем на грани гениальности, одной из самых популярных женщин в стране. И, понятно, феминисткой.

Нормальной феминисткой — в отличие от тех, кого презрительно именует грантососами (правильнее, конечно, было бы — «грантососками», но феминизм мешает), тогда как сами феминистки аттестуют Арбатову своим западным работодателям непереводимыми русскими словами. У Арбатовой то ли врождённая, то ли благоприобретённая в весьма драматических обстоятельствах (о чём она откровенно пишет в автобиографическом романе) самоуверенность самого непрошибаемого свойства. Подобно Солженицыну, она уверена в собственных правоте и превосходстве везде и всегда и — опять-таки подобно ему — единственным своим изъяном считает чрезмерную доверчивость, чтобы не сказать наивность. Хотя это, конечно, палка о двух концах: чем ты наивнее, тем самоувереннее (и наоборот). А пессимист — это хорошо информированный оптимист.

В политику Арбатова ринулась по призыву Галины Старовойтовой. Что «не есть хорошо». При всех своих достоинствах покойная Галина Васильевна кадры подбирать не умела. Достаточно вспомнить клоунов, которых она двинула было в питерский ЗакС в составе блока «Северная столица». С Арбатовой Старовойтова хотела сформировать женский демблок на выборах в Думу — Галина Васильевна первый номер, Мария Ивановна — второй, а третий — то ли Элла Памфилова, то ли Ирина Хакамада. Но судьба распорядилась по-другому…