Жёсткая ротация

Роман Анатолия Наймана «О статуях и людях» опубликован в мартовской книжке «Октября», вслед за журнальной версией «Москвы Квы-Квы» Василия Аксёнова. Размышляя над двумя романами, сочинёнными двумя корефанами (с переменным успехом выдающими себя за корифеев), понимаешь, что произошло нечто сногсшибательное: роман Наймана не то чтобы лучше Аксёновского — понятия «лучше» и «хуже» на самом дне зловонной литературной лужи отсутствуют, — но, пожалуй, не столь однозначно гадок, как похабная маразматическая сатира столичного мэтра… Нет, прошу понять меня правильно, — роман нашего бывшего земляка тоже гадок, тоже похабен и тоже маразматичен — но всё же не в такой степени. По меньшей мере, такое впечатление складывается, пока не дочитаешь его до конца. И только тут понимаешь, ради чего намутил эти несколько сотен страниц правоверный перпендикуляр. Понимаешь, что под именем Скляра (уже не в первый раз в прозе Наймана) выведен Евгений Рейн, задним числом обвинённый в пожизненном стукачестве; новый памятник Сталину — это переводы из Туркменбаши; звонки с угрозами и самоубийство — история Татьяны Бек; вот только на самом деле по морде дали не Рейну, а Найману (дал Мейлах на Франкфуртской книжной ярмарке), — но надо было бить Рейна! О чём, впрочем, Найман не устаёт напоминать читателю. Понимаешь, что ради этой грязной лжи или грязной правды (стучали они там друг на дружку или нет, и кто на кого — поди разберись!) в сочетании со сравнительно свежей сплетней и сочинена вязкая, мутная и невнятная история про каких-то там, на хрен, скульпторов, выуживающих Мандельштама из бутылки, стреляющих из рогатки в Сталина и играющих в мяч со статуями. (Приём, кстати, позаимствован у того же Аксёнова, изложившего в романе «Скажи изюм» собственную версию издания альманаха «Метрополь» так, словно речь идёт не о прозаиках и поэтах, а о каких-то мифических фотографах. А в остальном — один к одному.) Некто Харитон — скульптор-фронтовик, ученик полувеликого Аверкия (а тот — великого Мастера, который позднее, подобно Ахматовой, умрёт в один день со Сталиным — 5 марта) — набирает в 1945 году десятилетних ещё детишек в студию зодчества при питерском Дворце пионеров. Потом переходит вместе с учениками в специализированную художественную школу, потом — в Мухинское училище. До поры до времени все эти люди, включая Аверкия (он тоже — ипостась Ахматовой), держатся и в известной мере являются компанией единомышленников и художественной группой, хотя каждый из них ваяет по-своему. В молодости горе-ваятели затевают в необъятной мастерской Аверкия «баскетбол со статуями». То есть лепят гипсовые копии крупнейших городских памятников, расставляют по всей мансарде и, лавируя меж ними, играют в баскетбол (кольца украдены заранее). При том, что один из них, некто Бенедиктов, и впрямь мастер спорта по баскетболу. Смысл же игры — фамильярное обращение с наследием, — по-видимому, восходит к «перебрасыванию» поэтическими строчками, в том числе и на тот момент запрещёнными. Так это, очевидно, задумано — написано же (в целях дальнейшей маскировки) невнятно.