Жить дальше. Автобиография

И в результате мне предлагают в сериале роль этой самой Лидии. Роль была совсем маленькая, буквально пара сцен. Надо было снять, как Есенин влезает в окно Лидии, они о чем-то там говорят, целуются, обнимаются, и через некоторое время он ее покидает. И вот наступает день съемок, уже под нашу сцену задекорирована изба, и я сижу в гостинице, жду, когда меня повезут на площадку. Целый день жду, размышляю, как мне это все лучше сыграть. Уж полночь близится, а команды все нет. И вот, наконец, мне говорят – пора. Сажают в машину, везут. А ехать очень далеко. Добираемся мы до съемочной площадки и тут выясняется, что гример забыла мой грим. Метнуться за ним в гостиницу и обратно – совсем не вариант, пока будем ездить – утро настанет. Ну вот, думаю, дождалась ты, Ира, своего звездного часа! Ждала-ждала – и пойдешь в кадр без грима! Говорю: «А что есть у вас?» – «У меня тут грим на Есенина только». В результате мне накладывают тон Есенина, пудрой как-то его замазывают (поскольку у него более загорелое лицо), и я вхожу в кадр примерно в таком виде, в котором ехала в машине. Хорошо хоть волосы были заранее накручены.

Но потом, увидев, себя на экране, я поняла, что все было к лучшему. Моя героиня сидит в своей комнате, на ней пеньюар, она детей уложила и вообще-то спать собирается. А когда к ней в окно вламывается Есенин, просит его не шуметь, зажигает керосинку, и они начинают беседовать. И как раз то, что у моей героини нет перекрашенного лица, нет этих налепленных ресничек и ярких румян, делает сцену более правдоподобной. Человек же практически уже заснул, а тут дубасят в окно – какие реснички, какие румяна? И по эмоциям тоже хорошо получилось – я после 12 часов ожидания оказалась на площадке, где уставший режиссер и нет грима, меня это все здорово тряхануло, и я вложила в свои реплики максимум запала.

Сергею на этих съемках досталось – будь здоров. В первый же съемочный день на натуре он порезал руку. Дело было в Константинове. Снимали живописные виды, березки, пригорки, речка, все дела. И вот Сергей садится на землю, принимает живописную позу: опирается позади себя рукой … и въезжает ладонью в разбитую бутылку. Знаете, когда от бутылки горлышко отбивают, остается так называемая «розочка» – донышко, из которого торчат зазубренные стеклянные края. Ну вот он в эту «розочку» рукой и уперся, всем весом на нее налег. Потом мы поехали в Питер и там снимали уже вплоть до зимы. И вот сцена в каком-то из проходных дворов, ноябрь, и дует так, что группа держится друг за друга, чтобы не улететь. И так продолжается сутки. Я Сергея ждала в гостинице – плохоньком таком отельчике, где половина лампочек не горела. Я добилась того, что в номер принесли обогреватель и чайник. И вот приезжает Сергей, ног не чувствует, температура 39, а следующая съемка – на следующий день. Я его отпаивала чаем с медом, укутывала, грела, в общем, поставила на ноги, он продолжил сниматься.

С каждым съемочным днем я все больше убеждалась, что мой выбор правильный. Сергей один не справился бы со всем этим бытом, с прессой, с запросами на съемки, на кинофестивали и прочее-прочее. Времени на себя у меня, как мне казалось, не оставалось совсем. Хотя, глядя на свою фильмографию, я с удивлением понимаю, что все-таки умудрялась иногда сниматься.