Жить дальше. Автобиография

Я уже была ведущей с неплохим стажем, но тем не менее каждый день мучительно пыталась справиться со страхом эфира. Очень волновалась перед каждой командой «Мотор», перебирала в голове, что мне необходимо успеть сказать, какие характеристики упомянуть, какие даты не забыть в своих историях. Объектов было много, и надо было успеть сказать про каждый, и не останавливаться, и выуживать из головы все новые и новые факты. В общем, я волновалась и от этого несколько зажималась. И продюсер после каждой программы устраивал разбор полетов, неизменно мне говоря: «Ира, руки у тебя сегодня опять дрожали, а тут ты запнулась, а здесь недосказала, в общем, можешь лучше, старайся!» И вот однажды я решила перед эфиром забежать в туалет, посмотреть на себя в зеркало, поправить прическу, убедиться, что все в порядке. В Останкино коридоры длинные, пока дойдешь до туалета, пока вернешься – эфир. И вот я смотрюсь в зеркало, потом на часы и понимаю, что, если я сейчас же не сорвусь с места и не побегу – опоздаю. И я побежала. Рванула, как спринтер на Олимпиаде. И не заметила открытую дверь, которая на меня смотрела торцом и была практически не видна. Естественно, я со всего маху в тот торец вошла. Раздался звон, зубы клацнули от удара. А у меня первая мысль: «А шишка есть?» Я не подумала о том, есть ли у меня сотрясение мозга, сломала ли я нос и целы ли мои зубы. Главное, чтобы без шишки обошлось, а то зрители увидят. Несусь в студию, отрабатываю программу, думая лишь о том, не растет ли у меня на лбу в этот момент шишка. После эфира иду к режиссеру в аппаратную, ожидая разноса. И вдруг он мне говорит: «А вот сегодня все прекрасно! Можешь же, когда захочешь!» И я понимаю, что вот этот стресс, в котором я находилась все полчаса, пока шла программа, выбил у меня из головы страх эфира.

А еще один раз у меня вздулся флюс. Просыпаюсь утром – щека раздута, как у хомяка, рот плохо открывается и дико болит. А на работу надо, никуда не денешься. Я прополоскала рот фурацилином – стало еще хуже. Щека не уменьшилась, а язык и губы стали ярко-желтыми. Приезжаю на студию, гример на меня смотрит и говорит: «Да, Ира, сегодня на украшения вряд ли кто смотреть будет, все внимание на тебя будет направлено». Накрасили меня помадой поярче, чтобы желтые зубы казались белее, посадили в профиль, велели рот открывать осторожно. Потом кто-то из знакомых, видевших мой эфир, говорит: «Вы концепцию поменяли? Видел, как ты в профиль сидела. Но вы молодцы, в этом что-то есть, больше акцент на украшениях получается».

В какой-то период мы стали работать по ночам. Не было уже прямого эфира, и мы записывали сразу по пять-шесть программ. Режим дня у меня был такой. Я с утра отвозила Андрюшу в школу в переполненном троллейбусе, возвращалась домой, потом ехала обратно его забирать, делала домашние дела, а ночью отправлялась на запись. Возвращалась домой утром и снова с Андреем в школу. Как меня выматывал этот режим – не передать словами. А еще в студии было жутко холодно. Дядя, заведовавший кондиционерами, включал их и на ночь уезжал. Щиток он закрывал на замок, так что отключить их мы не могли. В студии холод – зуб на зуб не попадает, я в короткой юбке, барный стул, на котором я сижу, – металлический, тумба покрыта стеклом, кольца-серьги ледяные. У меня в буквальном смысле слова синели пальцы. Гример говорил: «Крась поярче ногти, чтобы они оттеняли твои сиреневые пальцы». Губы мне ярко красили по той же причине, нос пудрили сильно, чтоб не краснел. В перерывах гример мне делала горячий чай, и я пила его, стуча зубами о кружку. И к концу бессонной ночи совершенно выбивалась из сил. А потом домой и снова в колею. Других вариантов не было, деньги были очень нужны.

Глава 18. Мои роли в исторических фильмах

Примерно в этот же период меня утвердили на роль принцессы Анны Византийской в фильме «Рыцарский роман». После того, как на экраны вышел «Рыцарь Кеннет», это было неудивительно, я неплохо смотрелась в роли исторической героини.

Снимали картину в натуральных декорациях, там, где эта история на самом деле и происходила – в Стамбуле. Нам сопутствовала редкая удача – съемочной группе разрешили работать внутри знаменитого собора Айя-София. Кстати, это был последний раз, когда киношникам разрешили туда войти, после нас такие вольности внутри памятника архитектуры уже не допускались.

В Стамбуле я была впервые, и меня совершенно заворожили все эти запахи, краски, звуки, эти голоса с минаретов, музыка, весь этот восточный шум. Нас поселили в маленькой гостинице, она была скромная и недорогая, но мне, неизбалованной девушке, даже скромный шведский стол – брынза, помидоры, перец – показался райски вкусным. Тем более что ели мы на улице под тентами, и запах еды смешивался с запахом прогретого воздуха.