Жить дальше. Автобиография

Одним из действующих лиц в пьесе была красавица Маша. Она там неслучайно появилась – Андрюха был тогда влюблен в девочку, которую звали Маша Белокурова. Это было первое серьезное чувство, не просто привязанность. Он взял фотографию Маши, вырезал из красной бархатной бумаги маленькое сердечко, приклеил это сердечко на фотографию девочки в район груди. Потом мы поехали в магазин, выбрали красивую серебристую рамочку, в эту рамочку он вставил фотографию с сердечком и поставил себе на письменный стол. Делал уроки и смотрел на Машу. Потом выяснилось, что Маше больше нравится его друг Паша. Андрюша страдал где-то год примерно, а потом сказал: «Я ради друга готов на все!» И отказался от притязаний на Машу. А Павлу в этот момент вообще ни до каких Маш не было никакого дела, он совершенно был индифферентен ко всем Машам на свете. Так они и дружили втроем: Маша за Пашей тянулась, Андрей за Машей, а Паше просто нравилось проводить время с ними обоими.

По мере того, как Андрей рос, мне приходилось все чаще отпускать его от себя, хоть давалось мне это непросто. Сначала я сама возила его в школу, но потом поняла, что время пришло – если я хочу, чтобы он вырос самостоятельным и взрослым парнем, пора разрешить ему ездить самому. Когда этот день настал, я испугалась. Мы сотни раз ходили этим маршрутом, до школы было всего две остановки. Андрей прекрасно знал, что, выйдя из троллейбуса, надо сначала пройти по нашей стороне улицы Юных Ленинцев, а потом перейти на другую сторону по наземному переходу. Я каждый раз у этого перехода останавливалась и как мантру повторяла: «Посмотри налево-направо, даже если горит зеленый сигнал – все равно убедись, что машины остановились!» Но, разумеется, как только он отправился в школу один, подсознание начало подкидывать мне всякие страшные картинки. Я застыла у окна, вцепившись в подоконник, и с трудом удерживала себя, чтобы не побежать за ним. Потом думаю: «Да что ж такое! Что ж я творю! Я в его возрасте сама ездила в троллейбусе на другой конец города и справлялась с этим, ничего со мной не случилось!» Я, конечно, понимала, что в моем детстве все было проще, дети днями самостоятельно гуляли во дворе, ходили сами в школу, пока работали их родители. Но состояние тревоги никак не отпускало. И тогда я вспомнила о теории, про которую прочла незадолго до того. Об энергетической связи матери и ребенка, которая существует до подросткового возраста, и о том, что ребенку передаются эмоции матери, он ее чувствует, как и она его. Я подумала – если теория верна, то мой страх сейчас передаётся Андрею. Я взяла себя в руки и стала представлять, как у него в данный момент все хорошо, он легко идет по улице и переходит все дороги в положенном месте на зеленый свет. И меня немного отпустило.

Паинькой Андрюша не был. Он рос обычным мальчишкой, способным на шалости. Однажды я сидела дома, Андрей был в школе, и вдруг звонок. Голос в трубке говорит: «Ирина Владимировна?» Я внутренне напрягаюсь. Любая мама знает, когда из телефонной трубки к вам обращаются по имени-отчеству – скорее всего, это звонок из детского сада или из школы. «Здравствуйте, – продолжает голос, – вы можете приехать за своим сыном?» У меня, естественно, сразу сердце в пятки ушло. Что, говорю, случилось? «Не волнуйтесь, с ним-то как раз все в порядке, а вот со школой – не совсем». Приезжаю, поднимаюсь на третий этаж, туда, где находится их кабинет, и вижу картину маслом – залитый водой коридор, ведро, мокрые тряпки, и парочка довольных хихикающих друзей, Андрей и Пашка. Один в каких-то чужих шортах не по размеру, в кедах без шнурков и какой-то незнакомой майке. Второй тоже в весьма сомнительной на вид одежде. Я спрашиваю у учительницы: «Что здесь произошло?» Она объясняет, мол, так и так, один отпросился руки помыть, второй за ним пошел – в туалет якобы. А через несколько минут прибегает уборщица и говорит, что в туалете сорвало какой-то шланг и хлещет вода. А ученики бегают там и резвятся, мокрые как мыши. Их отловили, переодели в вещи, которые кто-то из учеников забыл в спортзале, а школьную форму сорванцов положили сушиться. «Так, – говорю, – сейчас я с ними разберусь!», а сама едва сдерживаю смех. И иду на Андрея грозно. А сзади голос учительницы: «Вы же не будет его сильно наказывать? Вы же его не бьете?!» Нет, успокоила я ее, бить не будем, но будет проведена строгая беседа.