Значит, товарищ мать, пусть другие дети других родителей ломают себе позвоночники на всех этих Шхельдах, Шхарах, Ушбах, пусть их крики влетают с ужасом в чьи-то уши: по рассказам тех же гляциологов, предсмертные вопли сорвавшихся с двухкилометровой ледяной крутизны страшной «Безенгийской стены» долетали до экспедиционного лагеря за двадцать с чем-то километров…
Мы едва не рассорились, я категорически отвергал любые доводы «за альпинизм», противопоставляя им единственное: не должны люди гибнуть в мирное время ради удовлетворения собственных прихотей. Не существует, орал я, никаких страховочных приспособлений, гарантирующих безопасность скалолаза. Любая веревка рано или поздно перетрется, любой «костыль» вырвется из гнезда, любой сейсмический толчок в Гималаях непременно отзовется и на Памире, и на Кавказе, и даже в совсем уж не высокогорном Крыму — и тогда грош цена всяким сверхпрочным нейлоновым канатам, железякам, шипам на ботинках и т. д.
И вообще, заключил я, со Стихией не борются, к ней в лучшем случае приноравливаются, если угодно — приспосабливаются или укрываются от нее, но ни в коем случае не лезут на нее с поднятым забралом, не грозят ей залихватски кулаком (дескать, «мы не раз отважно дрались, принимая вызов твой, и с победой возвращались», так сказать, восвояси, в свою тихую гавань, заводь или что там еще!). Словом, любительскому альпинизму отпускников-интеллектуалов решительное нет!
Разумеется, продолжал я спор с женой (и, чего уж там, с самим собой), альпинисты-профессионалы стране и миру необходимы: воины, топографы-высокогорники, спасатели. Их надо готовить, им надо повышенно платить, ведь их работа под стать профессии летчика-испытателя, невероятно рискованная, грозящая подчас, увы, гибелью, причем шанс погибнуть у них в мирное время, на мой взгляд, выше, чем у кого-либо другого. Но лезть на погибель в считанные недели отпуска, обрекать на страдания близких — это, по-моему, запредельный, подлейший эгоизм.
Кажется, я тогда плакал, глядя на прекрасные лица с фотографий. Зачем, во имя какой воистину святой цели отдали они жизни? Чтобы их родные и друзья утешались потом песнями Визбора и Высоцкого, действительно талантливыми и много объясняющими? Например: «Лучше гор могут быть только горы»; «Если друг оказался вдруг…»; «Нет алых роз и траурных лент, и не похож на монумент тот камень, что покой тебе подарил»? Решили убедиться в том, на что способны — и кровью оплатили любопытство, так надо ли самоутверждаться такой ценой? Преодолеть себя, как написала однажды в газете моя добрая знакомая Лидия Ивановна Графова, можно и на асфальте, для этого не нужно идти ни к Северному полюсу, ни на Эверест. А я добавляю: «Брось курить, брось пить и безобразничать — это ли не высшая победа личности? И помни, что ты, сукин сын, здоров и обладаешь двадцатью шестью степенями свободы собственных рук, кои имеются в наличии далеко не у каждого!»
Наташа увела меня с кладбища, мы оба замолчали и долго не возвращались к болезненной теме. Тем более, что уже на следующий день испытали фантастические, ни с чем не сравнимые ощущения: на вертолете Ми-4, взлетевшем с площадки в окрестностях Нальчика (мы туда прибыли на машине), группа гляциологов и я вместе с ними совершили облет Большого Кавказского хребта на пространстве между Эльбрусом и Казбеком!
Когда говорят: «это нельзя описать словами», полагаю, имеют в виду именно то, что видели и испытали мы. Машина в течение восьми часов, с краткой заправкой бензином в одном ингушском поселении, летала на самой малой высоте над кавказскими вершинами, над горными склонами, над всеми без исключения ледниками и ледничками, спускающимися с Главного хребта на север, в Россию. Гляциологи фотографировали их, отмечали на карте перемены в их очертаниях, отмечали наличие снега на их поверхности, степень их загрязненности камнями и пылью, расположение трещин и ледопадов. И все, что я видел и слышал во время этого сказочного полета на ковре-самолете, слилось в моем сознании в единое ликующее кабардино-балкарско-северо-юго-осетинско-карачаево-черкесско-чечено-ингушское слово! Именно это я и попытался позднее передать в репортаже «Кавказ подо мною», напечатанном в «Знание — сила» в начале 1971 года. Были там и некоторые мои размышления об альпинизме. Вот за это я и получил по зубам.