Жить для возвращения

Все вышло как нельзя лучше. Я покидал Издательство гидрометеорологической литературы с подготовленным вариантом будущего договора на книгу с условным, только что придуманным мною названием — «Цена прогноза». Именно так, цена, страшная, кровавая цена, какую приходилось платить на суше и на море, в степях Украины и во льдах Арктики за несколько цепочек цифр, закодированных, зашифрованных, засекреченных цифр, вобравших в себя сводки погоды, режим льдов, скорость морских течений и т. д. Я с немалым воодушевлением вспомнил фразу Аркадия Гайдара из «Судьбы барабанщика»: «Эта книга не о войне, но о делах суровых и опасных — не меньше, чем сама война». Вот что стало девизом, под каким я писал свою книгу «не о войне» как таковой, а «всего лишь» о роли Службы погоды в любой войне.

Трудности, почти непреодолимые, возникли незамедлительно: все архивы военных лет оставались закрытыми для рядовых граждан, будь то литераторы, историки и даже герои войны, главные делатели событий, о которых захотели вспомнить и рассказать. Преодолевая множество препон, проникал в военные архивы Константин Симонов. Боевой летчик Артем Анфиногенов, писатель и журналист, издавший немало книг об Отечественной войне, годами бился в запертые двери, за которыми прятались личные дела его самого и его друзей по авиаполку. Приоткрылись те двери лишь в эпоху гласности, да и то со скрипом и частыми «отказами» дверного замка…

Рассчитывать на какое-то особое благорасположение ко мне не приходилось. Пришлось идти единственным путем (помимо изучения открытой литературы) — опрашивать очевидцев, членов их семей, поскольку число непосредственных участников уменьшалось день ото дня. После того как книга все-таки вышла, я не смог подарить ее ровно половине из двадцати с лишним моих недавних собеседников и советчиков…

Начал я с неожиданно верного шага. Прямо с улицы пошел к тогдашнему начальнику Гидрометеослужбы СССР Евгению Константиновичу Федорову, академику, герою-папанинцу, полноправному министру по рангу. Несколько минут он слушал меня, сказал две-три одобрительные фразы, вызвал в кабинет какого-то почтительного помощника и поручил ему связать меня с таким-то и такой-то, а им передать: Евгений Константинович разрешает поделиться с товарищем Каневским любыми воспоминаниями, кроме тех, что и сегодня составляют предмет государственной тайны.

(Сам Евгений Константинович на себе испытал, что такое тайна, а особенно интерпретация этого красивого слова. Совсем юным, двадцативосьмилетним он вернулся из легендарного папанинского дрейфа Героем Советского Союза и депутатом Верховного Совета СССР, мгновенно стал членом-корреспондентом Академии Наук, возглавил ненадолго Арктический институт в Ленинграде, затем был назначен наркомом Гидрометеослужбы, в войну сделался авиатехническим генерал-лейтенантом. А вскоре после Победы в одночасье превратился из всесоюзного любимца чуть ли не во «врага народа»! Об этом мне рассказывали такую историю. В Москву прибыла делегация бывших союзников по антигитлеровской коалиции и коллег-метеорологов США во главе с неким адмиралом или генералом. Они дружно фотографировались с нашими, пили-веселились и на одном из банкетов, позируя перед корреспондентами, в шутку на несколько секунд обменялись фуражками. Вскоре был организован зловещий «суд чести», Евгений Константинович был снят с поста начальника Гидрометеослужбы и отправлен в откровенную ссылку на склоны Эльбруса, получив назначение руководить тамошней геофизической станцией. Падение фантастическое, слава богу, что не судили настоящим судом-трибуналом и не отняли кровью заслуженных званий и наград. Лишь после смерти Сталина Евгений Константинович получил негласное прощение и снова пошел в гору. Возглавил родную Гидрометеослужбу, стал Главным ученым секретарем Президиума Академии Наук и даже одним из 32-х «бессмертных» — членом Президиума Верховного Совета СССР.)

Напутствие Федорова оказалось благим. Люди щедро раскрывались передо мной, охотно вспоминали и доброе, и недоброе, напрягая память, называли других, полезных, по их мнению, коллег. Такая цепная реакция, такой набор заинтересованных собеседников помогли мне сделать решающие шаги. Уже через полгода рукопись была готова. Еще через три-четыре месяца я доделал и переделал ее после строгого и чрезвычайно доброжелательного прочтения и Борисом Ефимовичем Лившицем в Ленинграде, и вице-адмиралом Александром Михайловичем Румянцевым в Москве (он сделался рецензентом моей книги, поскольку в годы войны служил в штабе Северного флота и непосредственно ведал вопросами гидрометеорологического обеспечения боевых операций). Все шло прекрасно, пока из Ленинграда одно за другим не пришло два печальных известия: неожиданно скончался Борис Ефимович, Главлит экстренно отозвал мою рукопись из петрозаводской типографии (многие книги Гидрометеоиздата печатались в Карелии) и приказал рассыпать набор! Это было в 1975 году.