Читаем Жить надо ! полностью

Мы можем привести пример любого другого режима, не только на нашей территории, который доводил людей до тоталитарного управления. Все эти режимы построены на одном - на желании человека исчезнуть. Я помню, в армии впервые поразился этому. Есть люди, не профессиональные военные, не специалисты, но которые в армии чувствуют себя совершенно великолепно, и из армии их не выгонишь. Я с ними много разговаривал, пытался проникнуть во внутреннюю мотивацию. Потом выяснил. Все очень хорошо. Ни о чем думать не надо. В смысле заботы о себе и о жизни. Накормят по расписанию, оденут как положено, зарплата. Все с утра до вечера расписано. А потом прочел в литературе, что субъективно человек себя максимально свободно чувствует тогда, когда объективно, т.е. с точки зрения внешнего наблюдателя, - раб. Люди с пассивной установкой _сделайте со мной что-нибудь_ максимально хорошо чувствуют себя тогда, когда за них все решено. Когда все расписано, все будущее тоже расписано. Столько-то лет пройдет - получишь еще звезду, еще звезду... Зарплата повысится на столько-то, и все хорошо. Но такие люди, попадая в ситуацию, где предсказуемость нарушена, где стабильность разрушена, т.е. в ситуацию катастрофическую или в точку бифуркации, абсолютно беспомощны. И когда, при всем уважении к его квалификации, легендарный теперь уже человек Кашпировский говорит: _Я мастер по управлению толпой_ в интервью _Московским новостям_, он говорит святую правду. Ему не нужны в зале люди, которые не в позиции _сделайте со мной что-нибудь_. Да они туда и не пойдут. А другие пойдут, и не только у нас, и он, используя этот механизм, делает то, что делает. Кому-то это помогает, кому-то помогает с другой стороны.

Почему же мы боимся уникальности? Не только в себе. Мы ее боимся и в других.

С одной стороны - ах! уникальность! - человек с уникальными способностями, или с уникальной внешностью, или с уникальным талантом. Но с другой стороны, мы их отодвигаем от себя как можно дальше. Пусть они там между собой объединятся и выдают нам продукцию. Мы эту продукцию с удовольствием будем потреблять, но жить с ними невозможно. Ничего нельзя знать наверняка. Сегодня одно настроение, завтра другое. Рисуй там свои картины, пиши свою музыку, показывай свои картины, свою музыку, но не показывай себя. Потому что жить с тобой невозможно.

Ну это бы ладно. Но что мы делаем, когда живем со своими любимыми, родными и близкими? Что мы друг с другом делаем? То же самое.

- Ты это перестань выкаблучиваться, ты должен быть вот такой. _Если я тебя придумала, стань таким, как я хочу_.

- А если я тебя полюбил, то ты тоже стань вот такой, как я хочу.

- И что же это за семья, если я сегодня пришел домой, а у нее озарение? Пустое мне ее озарение, мне обед нужен.

- А что это за мужик такой, если он говорит: _Я ушел с работы, потому что она меня духовно отягощает. Я буду медитировать_.

Ну ладно еще так любовник скажет. И то трудно. А тут муж.

И это естественно. Ну, как же жить вместе? Мы же должны _притираться_. И мы притираемся по закону конвенции, т.е. по закону договорных норм, которые как бы над нами. Мы все знаем, какими должны быть. Как в мировой литературе - миллион коллизий между чувством и долгом. Потому что долг - это что-то другое, не во мне находящееся. И сколько бы нас ни призывали, что истинный долг - это то, что ты делаешь даже тогда, когда этого никто не видит, - мы можем с этим согласиться на том же уровне конвенций, но пережить это как субъективное переживание мы не можем, потому что это никакого отношения к нашей субъективности не имеет.

И чем больше этих конвенций, чем сложнее этот социальный мир, тем больше отчуждение человека от самого себя, как говаривал по этому поводу К. Маркс. Совершенно справедливо, кстати.

Отчуждение сущностных сил. Кому нужен этот субъект, кроме меня? Никому. Для чего же я этим буду заниматься? Вот социальный регулятор исчезновения уникальности. Еще пока мы молоды и ищем партнера, нам какая-то уникальность позволяется.

- Я одна такая. Посмотри, какие у меня глазки.

- Посмотри, какие у меня мышцы, какой ум.

До двадцати пяти - тридцати еще общество позволяет какую-то уникальность. Потом все. Все состоялись. Перекрываем уникальность. Все. Хватит. Ты великий - иди к великим. Ты не великий - здесь живи. Тебе можно столько, тебе столько. И мы уступаем.

- А че! Раз это никому не нужно.

Если родной маме не нужна моя уникальность, а нужен послушный удобный ребенок, с которым ничего не случается.

Мне недавно один отец похвастался: _У меня отличный сын (сыну 12 лет). Он меня слушается беспрекословно. Все, что скажу, все делает. Вот такой сын_. Если маме не нужна моя уникальность, если папе не нужна моя уникальность, если любимому человеку не нужна моя уникальность, если обществу не нужна моя уникальность, то кому она нужна?

Перейти на страницу:

Похожие книги